Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые

Рассказывают, что в этот день еще с утра над Пятигорском и горой Машук собиралась туча и, как нарочно, сильная гроза разразилась ударом грома в то самое мгновение, как выстрел из пистолета повалил Лермонтова на землю.

А.И. Васильчиков потом рассказывал:

«Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой – Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!» Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперед, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные.

Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие».

Дальнейшие показания все больше и больше расходятся.

Мартынов показал на следствии:

«По условию дуэли, каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру».

Но в черновике показаний Мартынова было сказано не так:

«Условия дуэли были:

1-е. Каждый имеет право стрелять, когда ему угодно.

2-е. Осечки должны были считаться за выстрелы.

3-е. После первого промаха <…> противник имел право вызвать выстрелившего на барьер.

4-е. Более трех выстрелов с каждой стороны не было допущено».

Прочитав черновик, Глебов прислал записку Мартынову:

«Я должен же сказать, что уговаривал тебя на условия более легкие, если будет запрос. Теперь покамест не упоминай об условии трех выстрелов; если же позже будет о том именно запрос, тогда делать нечего: надо будет сказать всю правду».

«Запроса» не последовало, и Мартынов «всей правды» не сказал: смертельные условия дуэли (право каждого на три выстрела с вызовом отстрелявшегося на барьер) были от следствия скрыты. Есть основания сомневаться, что расстояние между барьерами составляло пятнадцать шагов: Васильчиков позже говорил о десяти.

Существует версия, что непомерно тяжелые условия дуэли предложил Руфин Иванович Дорохов, сын героя Отечественной войны 1812 года генерала И.С. Дорохова, имевший опыт четырнадцати поединков. Этим он якобы пытался заставить Лермонтова и Мартынова вообще отказаться от поединка. То же обстоятельство, что на месте поединка не было ни врача, ни экипажа, позволяет предполагать, что секунданты до последней минуты надеялись на мирный исход.

Однако события развивались по-иному.

Мартынов показал на следствии:

«Я первый пришел на барьер; ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок».

Васильчиков показал:

«Расставив противников, мы, секунданты, зарядили пистолеты, и по данному знаку господа дуэлисты начали сходиться: дойдя до барьера, оба стали; майор Мартынов выстрелил. Поручик Лермонтов упал уже без чувств и не успел дать своего выстрела».

Следует отметить, что по существовавшим тогда в России правилам дуэли тот, кто сделал вызов, не имел права стрелять в воздух, так как тогда поединок считался бы недействительным, то есть фарсом. А если бы Мартынов умышленно целился мимо, его сочли бы трусом. Но факты – вещь упрямая: Мартынов направил пистолет в сторону Лермонтова и спустил курок. Раскат грома и выстрел разорвали тишину практически одновременно. Лермонтов упал, и тут же полил дождь. Глебов подбежал к поэту первым и услышал его слова: «Миша, умираю». Следом, как рассказывал потом Н.П. Раевский, подошел Мартынов, «земно поклонился» и сказал: «Прости меня, Михаил Юрьевич». Мартынов позже говорил, что не хотел убивать и даже не целился. Однако пуля, выпущенная из его пистолета, прошла навылет, пробив сердце и легкое. Оставив умирающего Лермонтова с Глебовым под проливным дождем, Мартынов и Васильчиков верхом поскакали в город: Васильчиков искал доктора и повозку, а Мартынов, «никому ни слова не сказав, темнее ночи, к себе в комнату прошел».

М.П. Глебов свидетельствовал:

«Дуэлисты стрелялись за горой Машуком, верстах в четырех от города, на самой дороге, на расстоянии пятнадцати шагов, и сходились на барьер по данному мной знаку. <…> После первого выстрела, сделанного Мартыновым, Лермантов упал, будучи ранен в правый бок навылет, почему и не мог сделать своего выстрела».

Н.П. Раевский потом написал:

«Целый день дождь лил, так Машук весь туманом заволокло: в десяти шагах ничего не видать. Мартынов снял черкеску, а Михаил Юрьевич только сюртук расстегнул. Глебов просчитал до трех раз, и Мартынов выстрелил. Как дымок-то рассеялся, они и видят, что Михаил Юрьевич упал. Глебов первый подбежал к нему и видит, что как раз в правый бок и, руку задевши, навылет».