Дух свободы: Наследники партизан

– Колькі нас павінна быць? [50] – спросила Лилипут. Она, в отличие от большинства, сидела с включенной камерой на фоне бчб-флага – могла себе это позволить, находясь в Варшаве.

Остальные, даже покинувшие страну, были сдержанней и оставались аватарками, повторявшими картинки из телеграма. Артур же оставался просто ником «Китаец» с зеленым кружочком с гордой буквой «К», потому что не создавал аккаунта в зуме, а заходил в конференцию по ссылке от Лилипута.

– Должны быть все, – сказал Наташка Эйсмонт. У него тоже не было аватарки, но к его голосу все давно привыкли.

Их было восемь, и они неплохо знали друг друга задолго до событий августа, по крайней мере, имена и лица не были ни для кого секретом, просто называть их было нельзя.

Когда на связи были все, Лилипут тут же передала слово Мимокрокодилу.

– Главный вопрос: когда именно должен появиться пост о марше? – сказал он. – Это еще обсуждаемый вопрос.

– А сам марш мы обсуждать не будем? – вмешался Артур, тоном давая понять, что ему есть что сказать.

– Китаец, я тебя умоляю. По-хорошему, я даже не должен был вам его показывать, – со вздохом сказал Мимокрокодил.

– Ну да, мы должны были увидеть его в отложке[51] на канале, – иронично ответил Артур. – Неужели вы правда считаете его адекватным?

– Ты заўсёды не задаволены планам[52], – устало сказала Лилипут.

Артур кашлянул в кулак, чтобы не ругаться, и медленно выдохнул.

– Давайте его выслушаем, – вмешался Наташка. – Обычно он говорит толковые вещи.

В чате конференции появились один поддерживающий «+» и короткое напоминание, что замечания Китайца часто бывают пророческими.

– Только быстро, – простонал Мимокрокодил.

– Обычно я говорю про слабые места марша, но на этот раз сам марш – слабое место. Призывать людей идти по второму кольцу от Пушкинской[53] до Площади Перемен – это безумие. Вы хоть понимаете, что Площадь Перемен – это место, где очень просто окружить людей? Это маленькое пространство.

– Где люди успешно собираются несколько дней, – вмешался Мимокрокодил.

– А яшчэ, зніжэнне колькасці пратэстуючых не будзе заўважана ў дадзеным месцы[54], – добавила Лилипут.

– Канешне, нас жа пасты на канале хвалююць больш, чым жыццё простых грамадзян[55], – не выдержал Артур.

– Полегче, – попросил Наташка. – Ты ведь понимаешь, что случай с Романом не может быть отделим от ПП[56], а значит, и марш обязан быть связан с ПП. Это, конечно, цинично, что мы обязаны превратить смерть Романа в мотивирующий фактор, и не смей меня за эти слова упрекать! Я не знал его, но я живой человек и не хочу, чтобы чья-то смерть была тупым инфоповодо. Но раз это произошло, мы должны выжать из случившегося все, что можем. Разве нет?

– Я и не собираюсь это оспаривать, – со вздохом сказал Артур.

Он хорошо понимал, что людям нужен повод, чтобы выйти, людям нужен пинок, возможно, вот такой, как этот. И пусть это мерзко, цинично, жестоко, но Наташка был прав. Смерть Романа не должна быть напрасной и потому ее надо было использовать, но загонять людей в ловушку Артур не хотел.

– ПП должна быть проходной точкой, а не конечной, – прямо сказал Артур. – Люди должны прийти на ПП, почтить память Ромы и пойти куда-то еще. Это единственный способ не дать окружить людей.

– Ну не скажи, – вздохнул Наташка. – Я почти уверен, что люди будут стартовать не только с Пушкинской, а значит, потоки людей к ПП будут со всех сторон. Это помешает технике проехать.

– Да помню я, как это мешало технике проехать в сентябре после инаугурации, – прокомментировал обычно молчавший член команды. – Толпа просто расступилась и пропустила водометы с автозаками к нам в тыл.

– Вот именно, – вздохнул Артур.

Он хорошо знал о событиях сентября, хоть и сидел в это время на сутках, да и суть была слишком очевидна. Толпа против техники – ничто, особенно если эта толпа не готова рисковать жизнью.

– ПП – уязвимая точка, – согласился Наташка, – но она останется уязвимой, даже если люди будут идти мимо. На мой взгляд, наоборот, есть шанс собрать ту критическую массу, которую силовики не решат тронуть, особенно в ограниченном пространстве.

– Гэта рызыкоўна, але што мы можам? Толькі скарыстаць момант і спадзявацца, што гэта штось змене[57], – поддержала его Лилипут.

– Именно поэтому марш именно такой, – заключил Мимокрокодил, – и я не буду просить что-то изменить. Вопросы?

– Нет вопросов, – устало выдохнул Артур.

Ему все это напоминало обсуждение марша в начале октября. Он только вышел с суток, и был объявлен Марш освобождения политзаключенных[58]. Тогда люди собирались на Стеле[59], а закончили свой марш на Окрестина.

– Это очень плохая идея, – говорил о марше Артур. – Это режимный объект, там могут открыть стрельбу, и это будет почти законно, а освободить никого не удастся. Отдельный вопрос – как это скажется на условиях заключения.

Ему тогда сказали почти то же самое. Надо ловить момент, надо пытаться. Закончилось это тем, что волонтерский лагерь перед Окрестина разогнали. Лучше от этого никому не стало.

– А я говорил, – сказал на это Артур на следующем созвоне.