– Гэта быў шчыры парыў! Людзі хацелі выказаць свой пратэст менавіта так. Няўжо яны не маюць на тое права[60]
? – поразилась Лилипут.– Это Окрестина! Его надо или штурмом брать, или не выделываться. Кто вообще в своем уме дразнит террористов с заложниками?
– А ты, я смотрю, радикалом стал, – ворчал Мимокрокодил.
– Я не радикал. Я реалист, – вздыхал Артур, а потом мысленно матерился на глубокую душевную тираду Лилипута об уважении к травматическому опыту Артура.
– Мы ўсе разумеем, – говорила она, – но тое, што здарылася з табой, здараецца не з усімі. Шмат людзей выходзіць пасля затрымання са штрафам, яшчэ больш застаецца не затрымана. Падумай пра гэта, і пастарайся зразумець, што затрыманні непазбежны, як і арышты. Гэта адказ улад, з якім нам нічога зараз не зрабіць[61]
.– И не смей говорить, что она не сидела и не знает, о чем говорит, – предупреждающе заявлял Мимокрокодил, хотя Артур никогда ничего подобного не говорил, просто хотел свести потери к минимуму.
В такой обстановке он, конечно, не сказал никому про звонок из СК, просто отчитался, что живет теперь на квартире, никак с ним не связанной. Официального договора аренды у Кирилла не было, и это, в любом случае, путало следы. Этого, на взгляд Артура, было достаточно, чтобы спокойно продолжить начатое.
Он не рассказал всей правды даже Наташке, хотя тот один его всегда понимал, вместе с ним тряс всю команду вопросами безопасности и поддерживал во многих спорах, особенно когда дело доходило до бравады.
– Да я никогда ничего не скажу, если меня возьмут! – любил заявлять один из активистов. – Им не выбить из меня наших тайн!
– Ага, у тебя, я смотрю, большой опыт противостояния пыткам, – зло отвечал на это Артур.
– Никто не может знать наверняка, что он может или не может, – пояснял его злобный сарказм Наташка и шел буквально клевать человеку мозг вопросами безопасности, чтобы телефон был не засвечен, чтобы админка была надежна спрятана, чтобы рот на замке держался.
Наташка был единственным шансом Артура что-то продавить, но если Наташка поддерживал план – можно было не спорить.
«Они походу считают, что я думать не способен – только бояться. Не здравый человек, а ходячая травма», – думал Артур, слушая обсуждение времени. Спор выходил жаркий, но он не видел смысла вмешиваться.
– Какая разница? – спросил он в итоге. – Неважно, сделаем мы пост в девять утра или в десять, главное, что люди уже знают, что старт Марша в полдень.
– Хочаш сказаць, што няма ніякай розніцы колькі будзе часу на падрыхтоўку?[62]
– удивилась Лилипут.– Да, техника все равно часов в восемь въедет в город, а ОМОН будет в боевой готовности. Окружить площадь они успеют, даже если вы сделаете пост в полдень.
– Прекрати, – сказал ему на это Мимокрокодил, – иначе я тебя просто кикну[63]
.– Спокойно, парни, – вмешался Наташка. – Я на самом деле согласен с Китайцем: невелика разница, будет пост в девять или в десять, поэтому можно публиковать в девять, чтобы у людей было чуть больше времени все продумать и добраться до стартовой точки.
«В которой уже будет ОМОН», – подумал Артур и внезапно задумался, мыслит ли он здраво или действительно просто беспомощно бесится. Ответа на этот вопрос он не знал.
– Ладно, – сказал он. – Мимокрокодил прав, я мешаю вам сейчас своей язвительностью, поэтому лучше пойду спать. Без обид и все такое. Просто напишите мне потом, что в итоге решите, ладно?
– Канешне[64]
, – ласково сказала Лилипут.– Я напишу тебе полный список заданий, – пообещал Наташка.
– Спасибо, – сказал Артур и отключился от конференции, только жалостливое замечание Лилипута все равно услышал.
– Ён не вытрымае[65]
, – сказала она, и это выводило из себя, потому что Артур был уверен, что еще на многое способен. Да, быть может, он излишне язвит, срывается на своих, но он еще в своем уме. Наверное.Глава 12
Маша спала крепко. Она слишком устала, и Артур это знал, но все равно очень осторожно шел к ней, боясь потревожить. Ноутбук и все пять телефонов он отключил, просто чтобы забыть о них обо всех хотя бы ненадолго.
Его бесило все. План марша. Товарищи. Цезарь со своими закидонами. Артемида, которая выдала его два раза подряд. Что было у всех в голове, Артур не понимал, но сил ругаться не было, и он шел спать, по-человечески, в кровать.
Его одеяло вот уже неделю неподвижно лежало на его половине кровати, потому что спал он днем, обычно под пледом – не видел смысла разбирать постель, только чтобы поспать часок. Маша из-за этого ворчала, но стирала его пододеяльник вместе со своим.
Спать с ней под одним одеялом было невозможно. Она сразу в этом призналась, а он не поверил, а потом просыпался в августе без покрывала. Машка все утаскивала себе и было в этом что-то милое, потому что даже летом она заворачивалась по самый нос, а он называл ее за это гусеничкой в те минуты нежности, которые когда-то были между ними.