— Почему ты отказываешься от меня? Я не отвергаю твоих слов, но пытаюсь их понять. Как могу я, будучи в изумлении, отречься от истины, которая до сих пор направляла ход всей моей жизни, чтобы всецело предаться новым истинам, не зная, куда они ведут? Ознакомь меня со священными основами твоего Союза и затем испытай, гожусь ли я в ученики.
— Ты искал нас, дон Карлос. Ты побудил нас предстать перед тобой с открытыми лицами. Но обдумал ли ты возможные последствия того, что ты увидишь нас без покровов, но откажешься к нам примкнуть? Иной свет так ярок, что убивает. Понимаешь ли ты, что довольно одного слова, чтобы навеки выхватить тебя из хода обыкновенных событий или, по крайней мере, заставить забыть о тебе людей, которые, как ты мнишь, видят пользу в твоем существовании?
Последние слова старик произнес с горячностью, и на лице его проступил румянец.
— Понимаю, очень хорошо понимаю, святейший отец, — отвечал я дерзко, сохраняя самообладание. — Я сам на это решился. Когда счастье изменило мне и все надежды мои развеялись, я перестал чего-то ждать от жизни, которая, как оказалось, мне не принадлежит. Я равнодушно отношусь к тому, над чем не имею полной власти. Охотно отдаю я все, что от меня требуют по справедливости. Но если не по справедливости? У меня есть друзья, отец.
Все собравшиеся побледнели при этих словах.
— Как, злодей! — воскликнул мой провожатый. — Ты предал нас?
— Я не мог вас предать, поскольку вы мне не доверялись. Придя в полное замешательство от всех приключившихся со мной событий, однажды поделился я моими предположениями о вашем Союзе с одним другом, который помог мне осознать всю их туманность, так как сам имел более отчетливые представления. Разве не могу я высказывать свои мысли вслух? Разве стремление прояснить тьму, которой вы меня стараетесь окутать, есть предательство?! И что же? Вторгся ли я в ваш Союз силой? Не вы ли сами, посредством вашего влияния, впутали меня в эти обстоятельства? Когда я расставался с людьми, которые находились рядом и возлагали на меня свои ожидания, допускал ли я мысль о том, что, возможно, они уже не увидят меня вновь? Моя семья непременно хватится меня. Вы знаете моего отца. Взвесьте же, какая вам грозит опасность в случае моей смерти. Мне обещали свободу в вашем Союзе и также вне его. Так горе вам, если вы нарушите первый же свой обет!
Когда же я намекнул на то, кому поверил свою тайну, все присутствовавшие успокоились; наконец к ним вернулось прежнее самообладание, и с возрастающей невозмутимостью взирали они на мое прорвавшееся беспокойство и досаду, чьи грубые силки еще никогда не подступали ко мне столь близко. Моей жизни ничто не угрожало; я мог это чувствовать вполне, но мне было больно столкнуться с угрозами там, где я ожидал встретить любовь. С усилием удалось мне подавить неприязнь слишком естественную, ибо для нее было немало поводов.
— Тебе нечего бояться, Карлос, — вновь заговорил старший. — Станет ли принуждать тот, кто действительно любит? Через час ты уже вновь будешь свободен; но выслушай, что я хочу тебе сказать.
— Я готов прилежно учиться, отец.
— Ты знаешь наше отечество. Даже ты, где бы ни находился, чувствуешь себя недовольным. Все сословия перемешаны, а вернее, слиты в одно, которым управляют деспоты. Народ пребывает в самом жалком рабстве. Нужда сплотила это общество воедино, и гнет скрепляет его узы. Необходимость сделала этих людей замкнутыми и одинокими; эпоха умудрила их. Опыт подводит их все ближе и ближе к принятию необходимых мер. Для Союза избираются лучшие умы нации, и они, всецело доверяясь его тайне, предаются ему полностью и чувствуют себя счастливыми.
— И цель Союза всегда остается великой?
— Великой, как мир. Все страны становятся нашими благодаря братьям. Здесь же находится тайное средоточие всех наших сил.
— Итак, ваша цель — власть над всем миром?
— Наша цель — счастье всего человечества при его общем управлении[148]
.— Каковы же средства ее достижения?
— На этом столе ты видишь их символы. Вера — либо кинжал или яд.
Я содрогнулся.
— Чего ты испугался, наш новый брат?
— Испугался? Я всего лишь вспомнил. Ужасная, карающая тьма застилает мне глаза. Я имел супругу, нежную супругу. Вы пишете кровью. Крест — это ваш знак. О, будь же проклят, навеки проклят ваш Союз! Вы отняли ее у меня!
— Карлос, ты безумствуешь.
— О, ты заблуждаешься: моя ярость холодна и ум мой ясен. Хватит ли у вас мужества признать, что вы убили Эльмиру?
— Карлос, я клянусь тебе предвечным Богом, этой ужасной и таинственной пещерой и этим крестом и кинжалом, что мы не убивали ее.
— Простите же мне, святейший отец. Сие злодеяние приводит меня в отчаяние.
— Мы поможем тебе отыскать убийцу.
— Вы мне обещаете?
— Да, обещаем.
— Так возьмите же меня. Я хочу принадлежать вам всецело, не распоряжаясь собой. Скажите, что я должен делать?