Подобно чувству ранга – чувство ответственности принадлежит к первичным, аксиоматическим проявлениям духовности и религиозности (…) Без чувства ответственности невозможен и самый религиозный опыт. Вступая в сферу Божественного, человеку естественно собирать свои силы и относиться критически к своим слабостям, неумениям и неспособностям: он становится благоговеен, а потому осторожен и совестлив, может быть, даже до робости; он боится не увидеть, не постигнуть, стать помехой, исказить. Он взыскивает с себя, помнит свою малость и величие своего Предмета; и все это выражается в повышенном чувстве ответственности».
При этом всякое религиозное действие, динамизм человека и его молитва, по сути своей представляет собой своеобразную встречу, пересечение «души и Бога». «Думаю, – замечает митрополит Антоний Сурожский, – что молитва ничего не означает для того, для кого нет объекта молитвы. Вы не можете научить молитве человека, у которого нет чувства Живого Бога». Да, человек – это «убогое существо, которое нуждается в Боге, но, нуждается в Нем не для того, чтобы заполнить пустоту, а для того, чтобы встретиться с Ним».
Серьезное определение термина «религия» и предполагает не только некое укорененное стремление человека к благоговейной «связи», «соединению» с Богом, пристальное «всматривание» его в область «божественного», но и «обратную связь», то есть ответ Бога в этом «религиозном искании».
Бог понимается непосредственно как Бог фактического познания, Откровения, т. е. Личность, Субъект Откровения. Понятно, что безличностный разум Откровения давать не может, и потому Бог в религии – это не некий философский принцип, абстрактная идея, о которой можно сказать, что «для некоторых философов богоискание есть внутренняя необходимость мышления: для того, чтобы их мировоззрение было последовательным, им нужно, чтобы существовал Бог». Такая «религиозность» – вера в Бога как некий принцип, идею, «архетип», – все же является фальшивой религиозностью, поскольку не исполняет главной задачи, предназначения религии – соединять с Богом.
Тот же И. Ильин, который говорит о врожденной «интенции» человека к духовности, тем не менее, предупреждает: может быть религия и не осуществившаяся. А ведь это – трагедия для человека, стремящегося в своей естественной религиозности достичь жизненного «с-мысла». По замечанию профессора А. Осипова, этот смысл неизбежно ускользает от отрицателя личной связи человека с личным Богом. Личные отношения предполагают ответственность перед Творцом, их характеризует «(…) – учение о всеобщем воскресении и вечной жизни человека (а не одной лишь души), благодаря чему его земная жизнь и деятельность приобретает особенно ответственный характер и полноценный смысл. «Человек, ты живешь один раз, и тебя ожидает вечность. Поэтому избери сейчас, свободно и сознательно, совесть и правду нормой твоей жизни!» – этим утверждением христианское учение», например, «особенно резко контрастирует с атеистическим», т. е. с учением, не признающим существования личного Бога: «Человек, ты живешь один раз, и тебя ожидает вечная смерть!».
«Религиозность» – это, действительно, только подготовка к Встрече. «Но для того, чтобы встреча стала реальной, обе личности, которые в ней участвуют, должны быть действительно самими собой. Между тем, мы в огромной степени нереальны, – замечает митр. Антоний, – и Бог, в наших взаимоотношениях, так часто нереален для нас: мы думаем, что обращаемся к Богу, а на деле обращаемся к образу Бога, созданному нашим воображением; и мы думаем, что стоим перед Ним со всей правдивостью, тогда как на деле выставляем вместо себя кого-то, кто не является нашим подлинным «я», – актера, подставное лицо, театральный персонаж. Каждый из нас представляет собой в одно и то же время несколько разных личностей; это может быть очень богатым и гармоничным сочетанием, но может быть и весьма неудачным соединением противоречащих друг другу личностей. Мы бываем различными в зависимости от обстоятельств и окружения: разные лица, встречающиеся с нами, знают в нас совершенно различных людей, по русской пословице: «Молодец против овец, а против молодца и сам овца». Как часто это бывает: каждый из нас может вспомнить среди своих знакомых даму, которая – сама любезность с чужими и сущая фурия у себя дома, или грозного начальника, который в семейном кругу – воплощение кротости.
В деле молитвы первая наша трудность – найти, какая из наших личностей должна выступить для встречи с Богом. Это непросто, потому что мы настолько не привыкли быть самими собой, что искренне не знаем, которая из всех личностей и есть это подлинное «я». И мы не знаем, как его найти».