Она именно то, за что ее въ настояще время принято считать, — не боле того. Эта философія помщается на полуторастахъ страницахъ и продается въ Англіи за одинъ шиллингъ въ переплет. Это философія „Представителей человчества“. Шекспиръ — поэтъ, Монтэнь — скептикъ, Наполеонъ — человкъ житейскихъ успховъ, Гёте — писатель, Сведенборгъ — мистикъ, Платонъ — философъ. Вс они были великими людьми, у которыхъ намъ есть чему поучиться. Изученіе Платона привело Эмерсона, несмотря на вс его противорчія, къ одному твердому пункту — „къ фундаментальному единству: къ Богу и безсмертной душ“.
Такъ какъ, по мннію Эмерсона, Платонъ принялъ то и другое, то Платонъ есть философія. Эмерсонъ хочетъ имть Бога. Для него это самое значительное слово, и если бы онъ былъ скандинавомъ, то писалъ бы слово Богъ съ удвоенной гласной. Богъ и душа — это сумма его философіи. Существованіе міра обусловливается существованіемъ Бога. Это чистая истина, заключающаяся во всхъ его трактатахъ, является результатомъ его философскихъ изысканій.
Въ своихъ стремленіяхъ доказать непосредственную связь души съ Богомъ, Эмерсонъ еще разъ разбиваетъ свое ученіе объ относительной оригинальности. Всякій разъ, когда онъ углубляется въ мысли о Божеств, его пересиливаютъ его азіатскія сумасбродства, заставляя отвертываться отъ ране созданныхъ имъ теорій.
„Чистая (inviolate) душа находится въ непрестанной телеграфной связи съ задачею вещей“, говоритъ онъ. Онъ дальше такъ поясняетъ свою мысль:
„Центральный фактъ заключается въ томъ, что сверхмыслительный интеллектъ истекаетъ на насъ изъ неизвстнаго источника для того, чтобы быть воспринимаемымъ имъ съ религіознымъ чувcтвомъ и ограждаемымъ отъ сліянія съ нашей собственной волей“.
Какую же пользу въ такомъ случа приносятъ вс „тысячи сотрудниковъ“? Если чистая душа находится въ смущеніи передъ какимъ-нибудь понятіемъ, или не можетъ найти отвта на вопросъ, то ей не зачмъ раскрывать сочиненія Платона. Отвтъ „фактически“ получится нами изъ первыхъ рукъ, говоритъ Эмерсонъ, непосредственно изъ невдомаго, источника, какъ телеграмма.
Мы уже чувствуемъ, что обливаемся потомъ, читая объ этомъ первоисточник, который нахлынетъ на насъ. Эмерсонъ будто и самъ боится, что телеграмма не дойдетъ, и поэтому находящійся въ немъ унитарій прибавляетъ: „Поистин, у насъ нтъ такого вопроса, который остался бы безъ отвта“. Поистин, это нсколько странное заявленіе въ устахъ мыслителя! Онъ стоитъ передъ самыми глубокими загадками, ничего не доискивается, чувствуетъ полный покой и поетъ съ псалмопвцами. Безсмертіе души Эмерсонъ доказываетъ слдующей фразой: „Если мой корабль тонетъ, то онъ тонетъ лишь въ другое море“. Затмъ онъ цитируетъ нсколько строчекъ изъ „взглядовъ Фокса на вчность“. „И былъ океанъ мрака и смерти, но безконечный океанъ свта и любви затопилъ океанъ мрака и смерти“, потому что душа безсмертна. Благодаря такой нравственно-философской работ, Эмерсонъ сталъ мыслителемъ. Его ученіе заключается въ слдующемъ: душа въ тл и Богъ на горизонт. У философовъ онъ ищетъ мудрости, которую поясняетъ „уменіемъ морали“. Платоновская мудрость „безгранична“, мудрость Бэмена „здрава и прекрасна“, мудрость Сведенборга „пріятна“, мудрость Монтэня — безнравственна. Мудрость Шекспира „невроятна“, онъ придаетъ значеніе свойству мудрости. Точно научная философія обусловливается опредленной моралью! Можно встртить людей, которые такъ же легко могутъ представить себ философію порока, какъ и философію добродтели. Эмерсоновская моральная философія совершенно подобна той, которую мы находимъ во всхъ домашнихъ сборникахъ проповдей унитаріевъ (Сборники Parkers, Chaunings и т. д.). Его философія почти та же, что у всхъ порядочныхъ людей, начиная съ добродушныхъ посыльныхъ и кончая добродтельными китоловами. Моральная философія не пріобрла въ Эмерсон мыслителя, но пріобрла проповдника. Его духовныя дарованія имли преимущественно литературный характеръ. Во всемъ, что онъ говорилъ и писалъ, онъ выказывалъ свой талантъ. Его соотечественники берутъ изъ его твореній эпиграфъ къ своимъ доброкачественнымъ и невиннйшимъ произведеніямъ. Онъ сдлался Эзопомъ американской нравственной толпы. Но иногда его талантъ заводилъ его на ложный путъ, именно въ тхъ случаяхъ, когда онъ считалъ нужнымъ быть глубокомысленнымъ. Теперь мы, конечно, привыкли къ часто непонятнымъ положеніямъ въ философскихъ сочиненіяхъ, но очень интересно прослдить, какъ ученый янки справляется съ своей ученостью. Посмотрите нкоторыя изъ его оракулообразныхъ изреченій, въ которыхъ находятъ большое глубокомысліе такого рода: „Знаніе — это познаніе, котораго мы не разумемъ“. Врно, врно! Я не понимаю въ этомъ ни единаго слова, но Эмерсонъ всегда правъ. Онъ былъ бы не правъ, если бы сказалъ, что Разумніе — это познаніе, котораго мы не знаемъ. Вотъ какъ много значитъ, если скажешь фразу шиворотъ на выворотъ.