Тем временем штабс-капитан последовательно потанцевал с каждой дебютанткой и даже с Александрой Михайловной, чем, к удивлению Полины, вызвал трудно объяснимое недовольство гувернера, подозрительно похожее не приступ ревности. Александр Александрович не пропустил ни одного танца! Изрядно разгоряченный последней кадрилью, он снова подошел к Полине. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним в центр зала.
– Вы очень настойчивы.
– Я с радостью принимаю ваш комплимент. Разговор с вами стоит того, чтобы за него побороться.
– Для человека, который видит меня второй раз в жизни, вы говорите много смущающих вещей. Скажите, мы не встречались раньше?
– Поли, ну неужели вы меня совсем не помните? А если без усов?
Полина внимательно вгляделась в лицо капитана, отметив про себя, что ее не называли Поли со времен, когда она жила с матерью в Москве. И тут она вспомнила:
– Саша, Саша, это же вы!
Штабс-капитан действительно оказался Сашей – студентом, который почти шесть лет назад волочился за старшим товарищем – частым посетителем салонов ее матери. Пожалуй, он был самым близким к Полине по возрасту среди тех, кто окружал ее тогда в Москве, и единственным, с кем она могла поговорить.
– Я тоже не сразу поверил, что это вы, когда увидел вас в Петергофе. Вы представить себе не можете, как я переживал, когда вы пропали. Я уже думал самое худшее. Как же я рад, что вы в порядке. Но прошу вас, расскажите, где вы были все это время, что с вами произошло?
Полина была так растрогана появлением старинного приятеля, что начала рассказывать ему буквально обо всем. И как сбежала в монастырь, и как вышла замуж за Николая, и про Александру Михайловну, и про генерала со Штольцем. Одного танца им решительно не хватило, а вечер уже близился к концу.
– Мне совершенно необходимо переговорить с вами наедине.
– Это неприлично. Лучше приходите с визитом завтра, я буду вас очень ждать.
– Это касается вашей матери. Через четверть часа в кабинете.
Следующие пятнадцать минут были по праву самыми волнительными в жизни Полины. Она разрывалась между предупреждением Николая о недопустимости легкомысленного поведения и желанием узнать у штабс-капитана хоть что-то про маму. Полина очень мучилась чувством вины, что так ни разу не поговорила с ней после ухода в монастырь, и, пожалуй, на всем свете не существовало другой причины, которая могла заставить её безропотно последовать за штабс-капитаном в кабинет.
Незаметно выскользнув из зала в гостиную, она бесшумно прошла по ковру и отворила дверь. Саша стоял у стола, но, заметив Полину, тут же подошел к ней и взял ее за руки:
– Дорогая Поли, как же я рад нашей встрече! Боже мой, как же вы похорошели!
Полина не успела отстраниться или хоть что-то ответить, как дверь кабинета за ее спиной щелкнула, и в кабинет вошел Николай. Саша на мгновение замер, и этого было достаточно, чтобы Николай в одно движение вытащил из трости умело спрятанный в ней клинок и навел его на лицо штабс-капитана.
– Николай Павлович, прошу прощения, это моя вина. Умоляю вас, опустите оружие. Здесь нет ничего недостойного. Саша мой друг детства!
Лицо Николая было абсолютно белым, это была даже не злость, а нескрываемая ярость:
– Как вы только посмели!
Полина оцепенела от ужаса.
– Николай Павлович, прошу вас сохранять спокойствие и послушать жену. Уверяю, нет никаких причин для ревности.
– Какая к черту ревность! Как вы посмели заявиться в дом убитого вами человека!
– Дуэльный кодекс был соблюден во всех формальностях…
– Ну раз вы такой знаток данного документа, грех не прибегнуть к нему еще раз. Завтра, на рассвете. Там же, где вы стрелялись с моим братом.
– Но позвольте, как же так?! Вы не можете вызвать меня на дуэль только потому, что я стрелялся с вашим братом!
– Оставшись наедине с моей женой, вы обеспечили меня отличнейшим поводом. А сейчас убирайтесь.
Саша лишь чуть заметно кивнул, затем развернулся к Полине:
– Честь имею. Надеюсь, это происшествие не лишит меня вашего доброго мнения. Это все досадное недоразумение.
Затем открыл дверь и вышел из кабинета. Спустя мгновение послышался звук открывшейся входной двери.
Полина хотела было объясниться с Николаем, но тот, не произнося ни слова, вышел из кабинета, оставив ее в одну.
***
Полина не помнила, как добралась до своей комнаты. В висках стучало. Она ходила по спальне, как тигр в клетке, пытаясь осмыслить все произошедшее в кабинете. Поэтому, когда спустя два или три часа к ней постучали, она в ту же секунду открыла дверь. На пороге стоял Штольц:
– Боюсь, вам совершенно необходимо пройти за мной. Генералу плохо.
Генерал полусидел-полулежал в своей кровати и отчаянно старался сделать вдох. Лицо его приобрело нездоровый оттенок. Расстегнув воротничок мундира, Полина, не задавая вопросов, начала ощупывать шею генерала, затем ухом припала к его к груди и снова вернулась к осмотру шеи, потребовала открыть рот.