Прежде всего, это можно сказать в том смысле, что она всецело устремлена к одной цели: к исполнению воли Божией. Созерцание истины, безграничной божественной правды есть цель, которая во всей полноте осуществится на родине. В земном же изгнании оно остается подчиненным примату любви, его следует искать, главным образом, как средства достижения того служения любви, которое мы должны совершать в нынешней жизни. Об этом подчинении созерцания действию существует характерный текст такого выдающегося созерцателя, как бл. Пьер Фавр. Этот текст сто́ит здесь процитировать, несмотря на его длину и шероховатую форму простых личных заметок. Ведь он великолепно выражает то, что представляется главной мыслью иезуитов на этот счет. «Поскольку в тот же день (4 октября 1542 г., в день св. Франциска), – говорит блаженный в своем “Мемориале”[1345]
, – я совершал некоторые размышления о способе благой молитвы и о некоторых способах исполнения благих дел, а также о том, как благие желания в молитве приуготовляют путь благим делам и, напротив, как благие дела приуготовляют путь благим желаниям, я заметил тогда же и ясно понял, что тот, кто в духе ищет Бога в благих делах, потом лучше обретает Его в молитве, чем тот, кто этих дел не совершает. Я хочу сказать, что часто мы ищем Бога прежде всего в молитве, чтобы затем обрести его в делах. Таким образом, кто ищет и находит дух Христов в благих делах, преуспевает куда увереннее, чем тот, кто занимается одной только молитвой: можно сказать, что овладевающий Христом в благих делах подобен тому, кто овладевает Им в самом деле; овладевающий же Им в молитве подобен тому, кто овладевает Им посредством чувств. Таким образом, ты должен постараться сломить себя и подвергнуть самоумерщвлению, собраться и подготовить себя к тому, чтобы обретать всякое благо в благих делах. Тогда ты будешь часто ощущать, что именно в этом состоит наилучшая подготовка к мысленной молитве. Таким образом, пусть твоя жизнь так уподобится Марфе и Магдалине, чтобы опираться на молитву и благие дела, и пусть сочетает в себе жизнь деятельную и созерцательную. Тогда, если ты будешь заниматься одной из этих двух вещей не ради нее самой, как это часто бывает, но ради другой, то есть совершать молитву как средство лучшего действия или, напротив, совершать благие дела ради молитвы, иначе говоря, будешь верить, что должен совершать одно ради другого, то в целом тебе лучше все свои молитвы устремить к цели стяжания добрых дел, чем наоборот… Тем самым, следовало бы чаще устремлять наши молитвы к этой цели, чем делать противоположное, то есть устремлять все наши благие дела к цели молитвы. Это я говорю в целом и имея в виду цель этой жизни, которая является смешанной[1346]; ибо, если мы рассмотрим особые и частные случаи, то непременно окажется, что часто мы молимся для того, чтобы совершить какое-то благое дело, и напротив, делаем многое, дабы достигнуть цели некоторой молитвы…». Молитвы, созерцания, устремленные к служению Богу, к свершению благих дел должны быть, таким образом, по Фавру, главенствующей тенденцией в жизни иезуита, но в то же время никоим образом не единственной.Это практическая духовность также и в том смысле, что, крепко опираясь на догматические учения, она не пренебрегает обращением к человеческим средствам, подсказанным опытом, к методам и приемам, поддерживающим добрую волю души и облегчающим ей плодотворное исполнение воли Божией. Это происходит потому, что эти духовные люди хотят
Так же и иезуиты, которым приходится воплощать свой идеал духовного служения среди людей, обремененных такой материальной атмосферой сегодняшней жизни. Они считают, что у них нет права пренебрегать никакими средствами, никакой техникой или рецептами, сколь угодно скромными, если они могут немного смягчить этот материал и сделать его более податливым для воплощения их идеала. В этом, а не в каком-то духовном бессилии или узости, нужно искать глубинную причину того, сколь значительное место отводит сам св. Игнатий, а вслед за ним и его сыновья порой мелким и весьма материальным приемам. Для них это «тонкости ремесла», изучением и применением которых не гнушались ни Леонардо да Винчи, ни Микеланджело.
Предлагаемый идеал