И генерал Иволгин, и Ипполит приходят перед своей смертью к князю, чтобы решить самое важное дело своей жизни – они готовы к покаянию. Генерал заканчивает свою очередную выдуманную историю словами, якобы сказанными ему Наполеоном: «Никогда ни лгите». То есть, генерал тем самым признает то, что он прожил в мечте всю свою жизнь. В этом смысле, в образе генерала выражена духовная проблема, свойственная любому человеку. Как говорят Св. Отцы, если бы человек увидел свою душу, зараженную грехом, какая она есть на самом деле, то он бы сошел с ума. И только людям святой и праведной жизни постепенно открывается глубина греха в человеке. Поэтому святые и проводят свою жизнь в покаянии. Тот же, кто не видит глубины своего падения, тот более или менее обманывается в самооценке, то есть более или менее мечтает о себе.
И что же Мышкин? Он не может предложить ничего кроме стратегии возведения к наличной в человеке красоте. Князь не подхватывает покаянный момент в фантазии генерала, а отмечает в том благородное движение: ««Вы сделали прекрасно, – сказал князь, – среди злых мыслей вы навели его на доброе чувство»» (8; 417). Ипполит, в свою очередь, спрашивает совета князя о том, как ему добродетельно умереть. Этот вопрос свидетельствует о том, что герой готов отказаться от атеизма, он готов принять Бога и просит совета указать ему путь спасения. Князь же и здесь остается верен идее возведения – он советует Ипполиту совершить благородный поступок: «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье! – проговорил князь тихим голосом» (8; 433). Генерал и Ипполит способны на благородные жесты и поступки, для этого им не нужен совет со стороны, но красивые движения души не ведут к встрече с Богом. Герои созрели для покаяния, но сами еще этого не осознают. Действенное, основанное на опыте слово о покаянии в применении к их жизни, – вот то, единое на потребу, чем можно напитать их души. Но князь далек от этой реальности. Он сам живет в мечтаниях о рыцарском служении избранному идеалу. Не случайно же генерал Иволгин в начале разговора говорит князю исполненные символизма слова: «Это будет час мой, и я бы не желал, чтобы нас мог прервать в такую святую минуту первый вошедший, первый наглец, и нередко такой наглец, <…>, такой наглец, который не стоит каблука… с ноги вашей, возлюбленный князь!» (8; 404) Слова «не стоит каблука с ноги вашей» – реминисценция на слова Иоанна Крестителя: «И проповедовал, говоря: идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его» (Мк. 1: 7). Тем самым устанавливается ценностная и иерархическая связь между генералом и Мышкиным: только князь может понять Иволгина, но «отвергая и мой каблук» ставит Мышкина иерархически выше. В чем выше? И что может понять только Мышкин? Генерал всю жизнь провел в мечтах и фантазиях. Но по сравнению с Мышкиным, он только предтеча.
В начале 60-х в письме к Я. П. Полонскому от 31 июля 1861 года Достоевский вспоминает свою юношескую литературную влюбленность в Италию: «Сколько раз мечтал я, с самого детства, побывать в Италии. Еще с романов Радклиф, которые я читал еще восьми лет, разные Альфонсы, Катарины и Лючии въелись в мою голову. А дон Педрами и доньями Кларами еще и до сих брежу. Потом пришел Шекспир – Верона, Ромео и Джульетта – черт знает какое было обаяние. В Италию, в Италию! А вместо Италии попал в Семипалатинск, а прежде того в Мертвый дом» (28₂; 19) В этом отрывке отчетливо выражено сплетение духовно-нравственных, мировоззренческих и эстетических проблем, которые в романе «Идиот» станут предметами изображения. Писатель желает увидеть Италию, ее искусство, что соотнести реальность с мечтательным и литературным образом, сложившимся у него с юности. Он видит в Европе источник для поэтического вдохновения и творчества. Но мечта об Италии в реальности оборачивается каторгой в Сибири. Таким образом, здесь соединены и мечта о «высоком и прекрасном» искусстве, и порядок перехода от света к тьме, и тема визуальности. В конце 1867 года Достоевский в одном из писем даст высокую оценку итальянскому искусству Возрождения: «Из всего путешествия в южную Италию только об искусстве я вспоминаю с удовольствием и радостью» (28₂; 356).
Александр Алексеевич Лопухин , Александра Петровна Арапова , Александр Васильевич Дружинин , Александр Матвеевич Меринский , Максим Исаакович Гиллельсон , Моисей Егорович Меликов , Орест Федорович Миллер , Сборник Сборник
Биографии и Мемуары / Культурология / Литературоведение / Образование и наука / Документальное