Духовный символизм Ф. М. Достоевского

В романе «Бедные люди» мы находим руссоистский тип символизма. Руссо создал новый тип возвышенно-эмоционального пейзажа, связанного с переживаниями героя. Подобный подход основывается на представлении, что сердце является частью природы и, тем самым, природой в человеке. Соответственно, природа оказывает на способного к чувствам человека определяющее воздействие. Убеждение в тотальном влиянии природы на тело, душу и дух человека предполагают следующий логический шаг: эмоциональное состояние человека может выражаться через природу. Руссо и сделал этот шаг в области художественного изображения пейзажа [Лосев, Тахо-Годи, 2006, 166–171].

В романе описания природы тесно связаны с внутренним состоянием героев. Так, Варенька испытывает настоящую радость только в детстве, чему соответствуют возвышенные пейзажи; напротив, приезд в Петербург и жизнь в нем связаны с унылым пейзажем (1; 27).

Итак, доминирующим мировидением в романе «Бедные люди» является руссоизм.

Вместе с тем, здесь встречается и вполне христианское понимание человека. Например, Макар говорит о том, что способность к чувству/сочувствию не уберегло его от греха. Такое понимание далеко отстоит от канонов руссоизма и является вполне христианским. Многое в романе говорит о том, что тайны души человеческой были открыты Достоевскому на уровне художественного откровения. Но образ жизни писателя того времени, степень его духовной зрелости еще не соответствовали открытым истинам. Сознательное христианское миросозерцание начинает формироваться только в докаторжный период.

Можно сказать и так: субъективно, Достоевский в этот период христианин, но он еще не знает о том, что руссоизм и христианство – это не одно и то же.

Все внимание писателя в то время направлено на проблемы социальной справедливости. Кружка Петрашевского, где все ограничивается беседами, ему недостаточно, и он входит в более радикальную группу, в которой есть своя тайная типография с видами на революционную деятельность.

Разразившаяся катастрофа – его арестовывают и приговаривают к расстрелу – останавливает писателя на этой самоубийственной дороге. На плацу, после того, как была дана команда готовиться к стрельбе, зачитали указ о помиловании и замене расстрела каторгой. И вот что чувствует писатель в это время: «Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. <…>. Как оглянусь я на прошлое, да подумаю, сколько даром потрачено времени, сколько его пропало в заблуждениях, в ошибках, в праздности, в неумении жить; как не дорожил я им, сколько раз я грешил против сердца моего и духа, так кровью обливается сердце мое. Жизнь – дар, жизнь – счастье, каждая минута могла бы быть веком счастья» (28₁; 162).

Главное, что постиг Достоевский – жизнь в нас самих: Царство Небесное внутри нас есть. Еще недавно он говорил о тяжелом труде с бессонными ночами, а теперь пишет о праздном проведении времени. Это уже взгляд на себя реального, а не придуманного. Человек в моменты кризиса, либо выздоравливает, либо перестает бороться. Как скажет Достоевский позже: «Главный вопрос, <…>, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, – существование Божие» (29₁; 117). Настоящее в нем проявилось, а наносное отступило.

Каторга благотворно влияет на писателя. Он пишет о страдании, о том, что каждая минута, как камень на душе. У него появляется время, что заглянуть в себя. Строчки из «Записок из Мертвого дома» автобиографичны: «Одинокий душевно, я пересматривал всю прошлую жизнь, перебирал все до последних мелочей, вдумывался в мое прошлое, судил себя неумолимо и строго, и даже в иной час благословлял судьбу за то, что она послала мне это уединение, без которого не состоялись бы ни этот суд над собой, ни этот строгий пересмотр жизни. И какими надеждами забилось тогда мое сердце! Я думал, я решил, я клялся себе, что уже не будет в моей будущей жизни ни тех ошибок, ни тех падений, которые были прежде» (4; 220). Здесь уже много христианского – стремление к истине, суд над собой, благодарность (пока еще судьбе, а не Богу) за посланное испытание. Но еще надеется на свои силы – все смогу в себе переработать.