Дуракам всегда везёт

На следующий день он добрался до редакции вообще без проблем. Только в толпе автобусной ключ от дома кто-то выдавил из кармана пиджака. Ну, так у тёти Вали запасных штук пять. Даст один. Он сдал восстановленную статью заведующей отделом и пошел к мудрому дяде Грише с готовностью правильно ему исповедоваться, чтобы он дал единственно верный совет, как жить, чтобы жить в целости и сохранности. И чтобы в таком виде прожить долго да с пользой.

Дядя Гриша мудрым был по причине национальности, во-первых, а кроме неё имел он навык учиться не на своих ошибках, которых в молодости нагрузил на свою шею столько, что и десять крепких мужиков поникли бы от такой тяжести. Но не Григорий. Чтобы ликвидировать последствия своей собственной придури и неразумия, он пошел неправильным и глупым, на первый взгляд, путём. Он стал внимательно изучать не свои ошибки, а чужие, причина которых со стороны была виднее. Поскольку любимым увлечением у него было чтение, изучил он проколы роковые и просто лишние у людей великих, больших, средней весомости в обществе и вообще маленьких, миру не заметных. После чего с потрясением для добротного своего ума обнаружил, что все без исключения портили свои и чужие жизни по одним и тем же причинам, банальным до истерического хохота. А уж тогда, попутно, вывел он сам себе законы, помогающие стереть как ластиком следы не всех, конечно, но довольно многих своих ошибок, что и сделал за пару лет. А уже тогда и явилось ему откровение, но не от запретного Всевышнего или от могучего ЦК КПСС, а пришло оно в обычном сне и подсказало Григорию как жить и не ошибаться. Проснулся он другим человеком. Одним на пару миллионов граждан, которые краткий свой путь земной пробегают как отличный пианист по клавишам. Не перепутав ни одной нотки.

Рассказал Володя Шепелев Григорию Ароновичу в красках блёклых почти про всю свою неказистую жизнь, переполненную опасностями, глупостями, падениями лицом в грязь, которая подворачивалась только ему именно в тех местах, где никто её даже не замечал.

– Да… – задумался дядя Гриша, глядя сквозь Володю, как через стекло на улицу. – Мы сами кузнецы своих несчастий. Ну-ка, походи мо моему кабинету так же, как ты шлындишь по улице.

Шепелев раз пять прошелся от стены к стене.

– Стоп! – приказал Григорий Аронович и платком носовым стёр с лысины испарину. – Чего ты оглядываешься на ходу? А ноги почему полусогнутые? Болят, что ли? А смотришь зачем на пол? Метра на два перед собой по-моему. Меня боишься, что ли? Взгляд зачем от народа прячешь? Народ наш хороший. Но если ты его не дразнишь. А ты дразнишь. Все люди, глянь на меня, ходят вот так. Ровно. Шаг пружинят и глядят вперёд мимо всех встречных и поперечных. Нет никого. Ты один идёшь! Уверенный, шаг у тебя твёрдый, ноги прямые в коленях. Это обозначает независимость и в себе уверенность. Силу видят со стороны в тебе граждане и натуральную храбрость, которая на уверенности в себе и держится. А ты скукожился, оглядываешься постоянно, будто стырил чего-то или боишься всего. Как бы ждёшь, что сейчас на тебя или отсюда нападут, или оттуда. Так ведь и нападут! Сам же просишь всем видом. И шею выпрями. Человек с пригнутой к земле шеей – или калека, или трус. Ты же не трус, нет?

– Понял! – заорал Вова так громко, что из кабинета главного редактора сразу прибежала секретарша.

– У вас тут всё нормально, Григорий Аронович?

Дядя Гриша поднял вверх большой палец. Секретарша очень подозрительно оглядела Шепелева снизу доверху и, пятясь, неторопливо исчезла.

– Чего ты понял? – хмыкнул дядя Гриша. – Что на полусогнутых только слабаки-бедолаги ходят, которым грех по морде не дать? Силу-то свою почти всем дуракам хочется показать. А на ком тренироваться? Да на том, кто согнулся, оглядывается боязливо и глаза смущается поднять, да ещё ноги еле волочит. А? Как ты сам считаешь?

– Вы гений, Григорий Аронович! – Володя подошел и крепко обнял, прижал к впалой груди наставника своего мудрого. – Как, гадство, всё просто, а мне вот этого ни разу никто не подсказал. Теперь буду жить, как будто я победитель. Я всего достиг, всех охмурил, всех обогнал и жизнь удалась! Потому, что я сильный, смелый и по-хорошему самоуверенный. Во! Спасибо. С меня коньяк! Я побежал жить по-новому. Как вы научили.

За неделю с ним ничего не произошло. Отправили его в командировку. В маленький городок. Там он держал себя как положено только столичному журналисту. Немного заносчиво, слегка иронично и очень уверенно. Его везде возили на персональной «волге» заведующего городским отделом народного образования, кормили в ресторане за счёт этого отдела, а жил он в люксе единственной гостиницы, за который Володю убедительно упросила не платить Татьяна Александровна, директор этого двухэтажного приюта для приезжих.

Он вернулся в Алма-Ату, не меняя новой своей стратегии и тактики. Ходил бодро, ни на кого не глядя, в переполненных автобусах пробивался к одному единственному месту, где народ не так свирепо давил друг друга телами.