С редакторшей своей говорил почти как со старой подругой, что почему-то помогло статье Володиной напечататься без малейших исправлений и сокращений. Дома он подарил тёте Вале, хозяйке, новые портьеры бежевого цвета с элегантными волнистыми бордовыми полосками. Снял он их с окна своего кабинета. А повесил портьеры завхоз с девочками из своего ведомства, пока Вова был в командировке.
– Кто-то у меня с окна шторы спёр, – доложил он редакторше. – Внаглую. Замок целый. Значит, свои приголубили. Надо бы разобраться, Ирина Викторовна. А то и столы утащат. Как работать?
– Не переживай, Владимир, – смутилась глава редакции. – Завтра завхоз такие же повесит. Извини, что так вышло.
Вышел Вова на улицу потрясённый. Чудеса! Свирепая Ирина, редакторша извинялась как школьница, посадившая кляксу на платье своей классной руководительницы. Жизнь, значит, перестала вянуть и бутоны красивые уже приготовились распуститься. Он закурил «приму», одновременно решив перейти на благородные болгарские «БТ», и пошел в кафе «АККУ», куда приходила трепаться и пить коньяк богема столичная. Точнее – очень и очень разношерстная публика, которая сама назвала себя богемой. Корреспонденты, режиссёры телевидения. Вроде бы как поэты с писателями, артисты театров и студенты всякие, мечтающие тоже влиться в богемные ряды. Денег у него от командировки на коньяк не хватило. На орешки миндальные, которыми богема загрызала азербайджанский напиток, денег тоже не было.
– Эй! – как учил его мудрый дядя Гриша, крикнул Вова одному режиссёру с телевидения. Кажется, Толику. А, может, его Серёгой звали. Ну, не важно. Володя с ним месяца два назад ездил во Дворец пионеров и школьников. Режиссёр снимал для телепрограммы конкурс юных скрипачей, а Вова писал про это мероприятие себе в газету. И они с этим Серёгой или Толиком курили вместе на лестничной площадке. Курили и каждый по-своему облаивал организаторов конкурса. Плохо организовали. Буфет не работал. Красные галстуки не все конкурсанты надели. И снимать такой беспорядок для телевидения – лажа полная. Да и фотографировать для газеты – тоже непотребная картинка получалась. Будто не советские пионеры состязаются в скрипичном поединке, а сброд не пойми кого, шпаны безродной, а не юных ленинцев.
–Эй, ты! – и он смело ткнул в сторону режиссера пальцем. Сидели они за три столика друг от друга. Так что жест и крик Шепелева все видели и чётко выслушали. – Подойди сюда!
– Сейчас! – отозвался режиссёр. – Иди пока к бару.
И Вова уверенным шагом, глядя мимо всех, подлетел к стойке. Серёга-Толик вразвалку приблизился, молча взял Шепелева за рукав, сдернул его за угол стойки и вытащил к кустам перед тротуаром.
– Сколько тебе коньяка? Слышь!? «Эй», говоришь, меня зовут? – режиссер был очень большой, с короткой бородкой и трубкой в зубах. Он без видимых движений воткнул Володе кулак под дых и так же коротко снизу поддел его вверх за челюсть. Шепелев рухнул под куст и лишился на пару минут зрения, слуха и возможности пошевелить пальцами.
– Эдиком меня зовут. Эдуард я. Кублановский, – он смачно плюнул сверху на Вову и перед уходом к своему столику сказал: – Живой ты хоть? Да вроде. Вот тебе, сучок, сколько есть. Очухаешься – можешь слизать с рубашки. Не сто граммов, правда. И не азербайджанского. Но тебе, падла, ещё и похмелиться хватит.
Восстал Шепелев минут через двадцать. Он сел на траву, приложил ладошку к ноющей челюсти и смог подумать только о том, что мудрый дядя Гриша что-то ему не договорил. Или Вова где-то что-то в наставлении упустил. А, может, перепутал. Поднялся и, глядя в тротуар сверху, поплёлся к автобусной остановке. Ноги подгибались и заплетались. Тётя Валя встретила его на пороге, после того, как он попинал тихонько дверь. Ключ-то в автобусе уже давно выдавили из кармана.
– Вот ты зря к колдунье бросил ходить, – тётя Валя поцокала языком. – Какой-то дурень тебя с правильного пути столкнул. Ладно, давай спать. Ковыляй в кроватку. Завтра к Розе вместе пойдем. Жалко тебя. Хороший же человек. А помрёшь, ей богу, не своей смертушкой.
Вова добрёл до кровати, упал и последних этих верных слов, к сожалению, уже не слышал.
Колдунья Роза в этот раз надела на себя всё чёрное. Даже тёмные очки.
– У вас, колдунов, сегодня праздник, да? – спросил Володя не своим голосом. Свой не пробивался в связи с набухшей челюстью.
– Да ещё какой! – сказала Роза торжественно. – Ровно тридцать три тысячи лет назад Луна повернулась к нам этой стороной. Нужной. А до этого наоборот висела. Нам, колдунам объявилась дарёная небесами подмога большая. Эта сторона испускает лучи, которые несут в себе волшебную силу магам и ясновидящим. А обратная сторона, наоборот, отнимала силу колдовскую. Но это давно было. А сейчас мы горы сдуть можем. Надула щёки, в окно струю воздуха пустила и вместо гор – степь гладкая. Просто нельзя вредить природе. Мы, колдуны, добрые. Да! Несмотря на слухи и сплетни.
– А мы сами почему этих лучей не чуем? – осторожно поинтересовалась тётя Валя.