Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Поэтому почти все, кто поддерживают релятивистские «методы», введенные в гуманитарные науки Фуко, Деррида и Рорти, являются ярыми приверженцами кодекса политкорректности, любое отступление от которого осуждается абсолютно и бескомпромиссно. Релятивистская теория существует для поддержания абсолютистской доктрины. Поэтому нас не должно удивлять крайнее замешательство, охватившее лагерь деконструкции, когда обнаружилось, что один из главных проповедников этих идей, Поль де Ман, когда-то симпатизировал нацистам. Очевидно, абсурдно предполагать, что такой же переполох наступил бы, если бы открылось, что Полю де Ману довелось быть коммунистом. Даже если бы он оказался замешанным в каком-либо из тяжелейших коммунистических преступлений. В таком случае ему оказали бы такой же душевный прием, как и Лукачу, Мерло-Понти и Сартру. Насилие над смыслом, предпринятое деконструктивистами, не затрагивает «наши» смыслы, которые остаются такими, какими были: радикальными, эгалитарными и трансгрессивными. Это нападение на «их» смыслы, заключенные в традиции художественного мышления и передаваемые из поколения в поколение при помощи старых форм учености.

Все это нужно иметь в виду, когда мы рассматриваем нынешнее состояние культурных войн в Великобритании и США. Хотя некоторые области, такие как философия, на протяжении многих лет оставались невосприимчивыми к преобладающему субъективизму, они тоже начинают ему поддаваться. Преподаватели, которые сохраняют верность тому, что Рорти называет «естественным и транскультурным типом рациональности», другими словами, те, кто убежден в том, что возможно высказывать что-то вневременно и универсально истинное о человеческом состоянии, находят все более сложным обращаться к студентам, которым переговоры заменили рациональную аргументацию. Излагать этику Аристотеля и говорить, что главные добродетели, отстаиваемые этим философом, в той же степени являются слагаемыми счастья современных людей, что и древних греков, – означает вызвать непонимание. Самое большее, на что способен современный студент, – это любопытство. То есть он с интересом выяснит, как они это видели. А как мне смотреть на это, откуда мне знать?

Из этого состояния растерянности и скептицизма студент может совершить скачок веры. Но это никогда не прыжок назад, к старому учебному плану, прежним правилам, старой вере в объективные критерии и устоявшимся способам жизни. Это всегда прыжок вперед, в мир свободы выбора и мнений, в котором ничто не имеет авторитета и не является объективно правильным или ложным. В этом постмодернистском мире нет такого понятия, как враждебное суждение, разве что вердикт враждебно настроенного судьи. Это игровой мир, в котором все одинаково имеют право на свою культуру, образ жизни и мнение.

И вот почему, как это ни парадоксально, постмодернистский учебный план так сильно подвержен цензуре – в той же степени, что и либерализм. Когда все разрешено, крайне важно запретить всех тех, кто запрещает. Все значительные культуры основаны на различиях между правильным и неправильным, истинным и ложным, хорошим и плохим вкусом, знанием и невежеством. Именно увековечиванию этих разграничений в прошлом были посвящены гуманитарные науки. Поэтому нападение на учебные планы и попытка навязать стандарт «политкорректности», подразумевающий, по сути, неисключение и неосуждение, призваны в то же время оправдывать яростное осуждение всех тех сил, которые ставят под вопрос левую ортодоксию.

Подспудное понимание этого парадокса объясняет популярность гуру, о которых я говорил в этой главе. Релятивистские убеждения существуют потому, что они поддерживают сообщество – новую умму перекати-поле. Так, у Рорти и Саида мы находим одинаковую двусмысленность целеполагания: с одной стороны, подрывать все претензии на абсолютную истину, а с другой – поддерживать ортодоксальные взгляды, от которых зависит их паства. Сама аргументация, направленная на уничтожение идей объективной истины и абсолютной ценности, навязывает политическую корректность как абсолютную необходимость, а культурный релятивизм – как объективную истину. Культурная революция Грамши, переместившаяся в американские университетские городки и New York Review of Books, оказала пагубный эффект на всю культуру, обернувшись инстинктом отрицания, но не породила ничего нового на месте того, что было разрушено, кроме унылого релятивизма. Итог культурных войн состоял в том, что старая культура ничего не значит, но потому, что значить уже нечему.

Глава 8 Кракен пробуждается: Бадью и Жижек