Сбросив пиджак на покрытое старыми газетами дно шкафа, Даша повесила сорочку на освободившуюся вешалку и закрепила крючок на дверце. Поставила стул напротив и села, почти не моргая и не дыша.
***
Девочка вбегает в мамину спальню, услышав грохот. На полу лужа, пластиковое ведерко валяется где-то в углу комнаты, настороженной и притихшей, как и сама мать, которая остановила суетливую субботнюю уборку, когда опять началось
– Что мы можем придумать? Куда спрятаться? – мама мечется взглядом по комнате, поглядывает на приоткрытый шкаф, смотрит на тяжелые, волочащиеся по полу шторы. Замечает Дашу. Та не успевает ойкнуть и тут же оказывается в цепких объятиях матери. По лицу девочки, стараясь закрыть ей глаза, скользят дрожащие, пахнущие тряпками руки. В комнате тихо, и только отрывистый полушепот заставляет испытывать необъяснимую тревогу.
– Она в доме! В доме…
И вдруг Даша уже в шкафу. Щелкает магнитный замочек, и остается только тонкая полоска света, сквозь которую видно крадущуюся к дверному проему маму. Со своего места девочка не видит, есть ли кто-то в темной прихожей. Мать движется бесшумно, Даша почти не дышит и не моргает, наблюдая за ней. Тишина нарастает, раздувается, как мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. И лопается от крика женщины, пошедшей в наступление на темную пустую комнату.
Она выбегает, захлопнув за собой дверь. Из прихожей доносится топот и крики. Потом что-то падает с металлическим звоном, и Даша не выдерживает. Со всей силы она толкает дверцу шкафа и вырывается на свободу. Пробегает по холодной мутной луже и дергает дверь, готовая, наконец, увидеть страшную тетю. Но в прихожей только мать. Она стоит, уперев руки в спину, и тяжело дышит, глядя на потолок. Под ногами у неё – металлическая лестница, которая ведет из дома на чердак.
– Сходи в сарай за гвоздями и молотком и дощечек маленьких поищи. Она больше оттуда не выберется.
***
Тишина заложила уши ватой, напряженное неподвижное тело затекло, и когда девушка пошевелилась в мышцы впилась куча невидимых иголок. Перед глазами поплыли темные пятна – сквозь них комната походила на старую фотографию, об которую тушили сигареты, стараясь выжечь изображение.
Даша поднялась с места и подошла к вешалке. Она представила, что мать здесь, стоит перед ней в этой пожелтевшей сорочке. Высокая, худая, растерявшая всю свою красоту. На острых, поднятых от вечного напряжения плечах топорщатся изъеденные временем бретельки.
– Пора прощаться. Ты была хреновой матерью. А если и я буду такой, то гореть нам обеим в аду.
Даша сдернула сорочку с вешалки, резко рванула в разные стороны – старая ткань хрустнула, как сухой листок и так же легко порвалась. Морок матери исчез. Через пару минут шкаф был полностью выпотрошен, а тряпье уложено на расстеленное на полу пальто. Даша сделала из него куль, перевязав уже изъеденными молью рукавами, и оттащила в прихожую.
Мало просто выбросить все эти вещи – их надо уничтожить. Чтобы видеть, как они теряют форму, которую принимали на теле матери. Чтобы забыть ее внешность, запах и казаться себе круглой сиротой с более понятным прошлым.
Во дворе возле сарая стояла старая бочка, в которую набиралась вода для полива, пока мать не забросила огород. Даша взяла зажигалку с тумбочки, натянула кроссовки, примяв задники, и вышла из дома в нагретую августовскую ночь. На улице было тихо, свет горел в единственном доме напротив – жаль, что нельзя сжечь и толстую любопытную бабку, чтобы рассчитаться с прошлым полностью. Девушка усмехнулась этой идее и, удобнее перехватив плотно набитый куль, повернула за дом.
Пламя с легкостью охватило полуистлевшие тряпки. Сначала оно старательно пожирало рванные края сорочки, потом спустилось на высунутый, как язык мертвеца, рукав блузки. Когда затлел ворот пальто и запахло паленой шерстью, Даша закашлялась и отошла. К горлу подступила желчь, зато в голове стало так легко и свободно, будто огонь прошелся и там.
Ей оставалось провести в этом доме одну ночь, выбросить оставшийся хлам, дождаться новых хозяев и передать им ключи. Уже к завтрашнему вечеру она позабудет запах горящих тряпок, а еще через какое – то время не вспомнит цвет обоев в спальне матери.
Даша похлопала себя по бокам – забыла, что вышла в одной футболке, а пачка сигарет осталась в джинсах. Ночь была душной и звездной. Девушка задрала голову, глядя на высокое нарядное небо – непривычно яркое, будто нарисованное в детской книжке.
Пламя постепенно слабело. Скрутило в уродливый черный комок подол цветастого сарафана, и, поднимаясь все ниже и ниже, полностью исчезло в клубах черного дыма.
Еще немного постояв возле дымящейся бочки, Даша направилась к крыльцу, и чуть не споткнулась об валявшуюся в густой траве деревянную лестницу. Немного подумав, вернулась к фасаду дома, посмотрела на чердачную дверцу – две неровно-прибитые дощечки были на месте.
«Надо же мама, никто так и не пытался выбраться».