Читаем Дурманящий и поминальный напиток в вере и культах наших предков полностью

Велльхаузен рассказывает о том, что арабы отпускают самку верблюда, чтобы следуя за ней выйти к воде, «ибо животное действует по повелению свыше[266]». Во время скачки, устроенной между знаменитыми конями Дахи (Dahis) и Хадра (Ghadra) до появления Пророка, коней привели к водопою, а затем гнали три дня по безводной местности. После того, как лошадей несколько дней держали в хлеву без воды, их выпускали на волю. В этом вольном забеге без всадника побеждал тот скакун, который первым находил водопой[267]. А. В. Гумбольдт писал о диких лошадях американских прерий: «Когда летом, под прямыми лучами постоянно ясного солнца травяной покров этих широких равнин полностью иссыхает и распадается в прах, земля постепенно трескается, как будто ее разрывают мощные подземные толчки. Окутанные густыми облаками пыли, напуганные голодом и острой жаждой, по степи бродят лошади и другой скот. Лошади принюхиваются к встречному ветру, вытягивая шеи, «чтобы по влажности воздушного потока угадать близость еще не полностью испарившегося водоема[268]».

Но если происхождение источника можно представить как рождение от удара конского копыта или божественного оружия, то миф подменяет реальность своим религиозным миром. Были предприняты попытки найти мифологическую связь между лошадью и водой, основываясь на хтонической природе бога-коня. Так, например, Л. Мальтен (L. Malten) считает, что бог-конь в догомеровской религии – это демон смерти, который в этом качестве был связан с подземным источником. Как властелин мертвых и воплощение демонического, этот конь будет более ранним представлением, чем антропоморфный бог, которого сопровождает лошадь. В случае с Посейдоном эта концепция восходит к доисторическому периоду. «Древние связи между Посейдоном и Матерью-Землей, уходящие корнями во времена териоморфной религии (воззрения, по которому возможно превращение человека в животное и животного в человека, прим. пер.), указывали на хтонического бога, который сотрясал землю в ее основании, а затем благословлял человека дарами плодов и источников[269]».

Это мнение поддержали и другие исследователи. В. Ф. Отто пишет: «То, что богиня земли и ее супруг объединяются через образ лошади, соответствует старой идее, что лошадь связана и с землей, и с подземным миром[270]». Однако хтоническую природу бога-коня также и оспаривают. M.P. Нильссон отмечает, что конь, как символ гордости и символ государства, вполне естественно стал символом героя; поэтому образ коня помещали на надгробиях так же часто, как и оружие в более поздние времена[271].

Свойственная культу лошади аристократическая тенденция особенно выражена в индийской религии. Только властный царь или могущественный завоеватель, имел право приносить в жертву коня – совершая особый ритуал Ашвамедху[272]. «La victime principale est le cheval: le cheval qui represante la classe des guerriers, comme les autres animaux domestiques representent la classe paysanne; le cheval, qui est l’ami et le compagnon du heros, et qui le conduit k la victoire[273]». В Северной Европе лошадь играла аналогичную роль уже в каменном и бронзовом веках. Это животное было предметом роскоши, обладание конем было знаком принадлежности к высшему классу. Лошадь использовали в культах и обрядах, но вряд ли она оставалась только домашним животным[274].

Находки бронзового века свидетельствуют о культовом использовании коня (ср. «Солнечный конь», Sonnenpferd), но умалчивают о его применении в практической жизни[275]. Этот результат относится не только к северному кругу религий. Такое положение может быть вообще характерным для индоевропейцев. Для них экономическое значение лошади всегда было невелико, но в качестве жертвенного животного она занимала совершенно особое положение[276].

В отношениях между богом-конем и богиней источника преобладает момент, отличный от хтонического. Этот момент объясняет их связь более естественным образом. В догомеровской религии материнское (и шире – женское) начало занимало первое место, а мужское имело меньший вес.

Культ матери, которая обитает в глубинах, от которой исходит все живое и в чье чрево все живое возвращается, является в Греции наиболее древним; причем этот культ гораздо более древний, чем поклонение богу неба[277]. Об этом культе свидетельствуют идолы, вместе с которыми часто погребали умерших. «В них [погребальных идолах] мы можем с высокой степенью уверенности распознать изображения дарующей жизнь Великой Богини, которая находилась в центре религиозной мысли всего восточно-средиземноморского бассейна[278]».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Советская классическая проза / Культурология