Дурной глаз

– Не кажется. – Он услышал в тоне свояченицы то, чего не ожидал: презрение. Взаимное чувство, но… какова хамка! – Это, на минуточку, твоя жена, которая, на минуточку, беременна твоим ребёнком. Допустим, я ошибаюсь… но сама возможность того, что с твоей беременной женой случилось несчастье, тебя никак не напрягает? Ты и дальше продолжишь втюхивать рухлядь очередным лохам, или чем ты там занят на твоей неебаться важной работе?

– За выражениями-то следи. – Игнат покосился на клиентов. – Если Лие кого и надо поберечься, так это тебя. Ты её изводишь и от тебя один вред. Мне следовало осадить тебя раньше, но, наверное, и сейчас не поздно.

– Я пытаюсь помочь, – возразила Илона.

– Прекрати ссать ей в уши, – сказал Игнат. Вот так, в момент, и сорвало клапан с котла его сдержанности. Клиенты, пожилая супружеская пара, потомственные интеллигенты, переглянулись. – И прекрати донимать её звонками. Думаешь, я не знаю? Ты с этой своей… магией или как там?.. добилась того, что она вздрагивает при каждом шорохе. Она даже психологу об этом не говорит, а когда я попытался, закатила истерику!

– Ты трогал что-нибудь из её вещей? Сдвигал картины?

– Держись от нас подальше. – Он распалялся всё сильней. – Без шуток тебе говорю.

– Игнат. – Теперь Илона заговорила с мольбой, будто догадалась, что он вот-вот отключит связь. – Лия была бесплодна. Вам даже ЭКО не помогало. Вдруг она беременеет. Как ты это объяснишь?

– Самовнушением, – ответил Игнат. Не осознавая, что делает, он принялся с силой тереть лоб. Очертания квартиры поплыли перед ним.

– Пусть так. – Всё та же мольба в голосе. – Я отстану, если ты хочешь, обещаю. Но сейчас надо кое-что сделать, и ты должен помочь. Пожалуйста. Это же твоя жена. Твой ребёнок. Пусть ты не веришь, но Лия верит.

Он тяжело дышал в трубку.

– Я достала то, что покончит с этим раз и навсегда, и уже в пути. Но я могу не успеть. Поэтому ты должен отправиться к ней. Передай, пусть читает мантру Нтайхир. Это их задержит.

– Да кого?! – заорал Игнат. Теперь уже не клапан – с котла сорвало крышку, и пар зашвырнул её сквозь потолок в пасмурные питерские небеса.

Покупатели, не сговариваясь, начали осторожно, бочком, смещаться к выходу, в обнимку, как дети, застигнутые грозой.

– Седой Народец, – произнесла Илона. – Худших из них. Семя Голгорота.

– Ты совсем дошла, чокнутая сука.

– Отправляйся к ней НЕМЕДЛЕННО! Или ты…

Её «или» осталось тайной – Игнат завершил вызов.

Клиентов не было. Игнат выскочил из квартиры и услышал торопливую дробь их шагов, рассыпавшуюся по парадной, что означало следующее: бутерброды с красной икрой из отдалённой перспективы превратились в неосуществимую.

Он набрал номер Лии. Выслушав, что абонент недоступен, Игнат надиктовал жене послание – просьбу перезвонить ему сразу, как получится. Тотчас пришло смс. Игнат нетерпеливо открыл его, но оказалось, что сообщение от Илоны. Всё та же околесица: «МАНТРА НТАЙХИР».

Вполголоса матеря свояченицу, Игнат скатился по лестнице и через минуту уже выруливал со двора.

Из-за пробки на Невском дорога домой отняла почти час. Лия так и не перезвонила, и к концу поездки его тревога превратилась в уверенность: случилось что-то плохое. Чокнутая сука накаркала.

Наконец, бросив машину во дворе, Игнат взлетел на шестой этаж. Когда он возился с замком, из квартиры напротив высунул лохматую голову сосед.

– Мы вызвали «скорую» и полицию, – сбивчиво сообщил он. Игнат непонимающе вытаращился на него. – Ваша дама кричала. Мы звонили, но она не открыла. Мало ли что. Вот мы и подумали… Мало ли что. Кричала же…

Игнат ворвался в квартиру и захлопнул дверь перед любопытным соседским носом.

– Лия!

Тишина.

Он ринулся было к студии, рассчитывая застать там Лию… и замер. Его рука, тянущаяся к двери в комнату, повисла в воздухе. Он почувствовал чужой запах.

Еле уловимый, находящийся на грани восприятия, но реальный, как обувная полочка цвета фисташек или картина Лии на стене прихожей – ещё из тех её, ранних, работ, когда жена стремилась выражать через творчество радость и надежду на лучшее будущее. Игнат не знал, с чем сравнить этот запах, и первое, оно же единственное, определение, пришедшее ему в голову, было: «грязный».

Что-то неуловимо изменилось в квартире, разрушило её геометрию, как той давней июльской ночью, когда он пробудился от дурного сна. Это вызвало у Игната ощущение дежа-вю. Внезапно ему сделалось ясно: никакой надежды на лучшее будущее нет.

Ему потребовалось собрать всё своё мужество, чтобы войти в студию. Он замер на пороге.

По комнате точно пронёсся ураган. Какая-то сила расшвыряла по углам и растерзала холсты с изображениями глаз. Крышка бюро была сорвана, его содержимое валялось на полу, будто стол мощно стошнило канцелярскими принадлежностями. Среди них Игнат заметил обломки ритуальных предметов из коробки Лии. Тут же лежал её мобильник, безжалостно выпотрошенный. Самой Лии в студии не было.

Выкрикивая имя жены, Игнат без промедления вернулся в прихожую. Из спальни донёсся плач, и Игнат поспешил

(господи кровь на полу)

туда.