Дурной глаз

Оставалось ещё два листа. Игнат собирался изучить и их, когда в ванной раздался истошный крик Лии. От неожиданности он подскочил и выронил коробку, которую держал под мышкой. Загадочные находки попадали на пол. Крик повторился. Он был полон страдания и запредельного ужаса. Сердце Игната пустилось в галоп.

Он не побежал в ванную.

Он присел и трясущимися руками стал собирать «сокровища» жены.

Крик не повторился.

Кончив, наконец, дело, ощущая себя школьником, которого внезапно вернувшиеся домой родители застали за чем-то непотребным, он швырнул коробку на место и попробовал запереть бюро. Удалось с третьей попытки – его руки по-прежнему не слушались и ножницы никак не желали вставляться в замок.

Справившись с ним, Игнат устремился в ванную, но задел и повалил одну из проклятых картин. Пришлось задержаться ещё немного, чтобы вернуть её на место. Главное – не оставлять следов, верно?

Он застал Лию в ванне в той позе, с которой когда-то начался весь этот кошмар – с подтянутыми к груди коленями, обхватившую ноги руками. Её платье валялось на полу. Комната была наполнена паром. Из крана хлестал кипяток, который уходил в открытый слив – к счастью для Лии. Игнат подхватил жену. Несмотря на царящий здесь жар, она была покрыта гусиной кожей. Лия вцепилась в него, повисла на нём, и Игнат подумал, что она его задушит. Его голова закружилась.

Хрипя и ловя воздух ртом, он вынес Лию из ванной.

Но перед этим успел оглядеть помещение. Бегло, но внимательно.

Всё, как обычно.

– Там была крыса, – объяснила Лия. Она завернулась в одеяло на кровати и пила сваренное Игнатом какао.

– Куплю завтра отраву, – пообещал Игнат. Он примостился рядом и гладил её влажные от пара волосы. В густых каштановых прядях блеснул цвет серебра, и Игнату невольно пришли на ум два слова: «Седой Народец».

– Хорошо, – шепотом произнесла она и вдруг вернулась к недавней теме: – Обещай, что когда родится малыш, он первое время побудет в этой комнате с нами. После мы уберём эти картины, засунем подальше в чулан, выбросим, если пожелаешь. Но не раньше.

– Пожелаю, – заверил он, целуя её в плечо. – Вывезем их в лес и сожжём. Когда ты скажешь.

Лия утомлённо опустила веки, а через минуту уже мирно посапывала. Игнат бережно забрал чашку из её рук и отставил в сторону.

Так, в обнимку, они встретили хмурый питерский рассвет.

Ему снился дом, их дом. Настала ночь, какая-то неестественная, не питерская темень, и в ней – Игнат не видел, а знал – происходило скрытое движение, от подвала до чердака их многоэтажки что-то ползало, протискивалось и шуршало в перекрытиях. Дом кишел угрюмой недоброй жизнью, как пальто бродяги паразитами. Хуже всего было тоскливое ощущение, что в активности этих созданий оказался виноват сам Игнат. Он захотел проснуться, но вместо того только глубже провалился в сон, окончательно растворился в наполненной взглядами тьме и исчез.

***

декабрь

Мобильник зазвонил, когда Игнат показывал покупателям квартиру в новостройке. Дело шло к успеху – как Игнат любил в подобных случаях говорить, вознаграждения хватило бы на бутерброды с икрой. Не с чёрной, пусть с красной, но всё равно, икра всегда икра. Поэтому он колебался, перед тем, как ответить. Но номер был незнакомым, что могло означать очередного клиента, и это определило решение Игната принять вызов.

Если и возникло скверное предчувствие, то слишком мимолётное, чтобы его остановить.

– Игнат, Илона, – раздалось в трубке. Сестра жены в своём репертуаре – никакого тебе приветствия. – Дома?

– Работаю, – сухо ответил он. – У меня есть работа. Надеюсь, ты помнишь. – Вроде и пошутил, и продемонстрировал превосходство. Илона зарабатывала себе на жизнь гаданием на картах таро, продажей самодельных свечей «с магическими эффектами» и прочей подобной фигнёй, что вызывало у Игната плохо скрываемое пренебрежение.

– Бросай и возвращайся домой.

– Что-то с Лией?! – Они общались около часа назад. Как обычно, в последнее время жена держалась сдержанно (к чему он, увы, уже привык), но и только. Ни намёка на беду.

– Я не могу дозвониться до Лийки, – У свояченицы был низкий, с хрипотцой, голос, напоминающий помехи в эфире. Он не нравился Игнату. Впрочем, как и всё, связанное с Илоной. – Обычно она спит после обеда до двух, и, как проснётся, мы с ней болтаем. Далеко ты?

– На Крестовском.

– Я в часе от города. Боюсь, не успею. – Серьёзно, треск её голоса так торопливо наполнял трубку, что вызывал лёгкую головную боль. – Ты ближе. Бросай свою важную работу и возвращайся к ней, и плевать на всё.

– Телефон мог просто разрядиться, – предположил Игнат. Его испуг был ещё силён, но в центре солнечного сплетения уже зарождалась ярость. Транзитом через горло, она быстро поднималась к его голове.

– Домашний тоже молчит.

– Она собиралась пройтись. – Игнат заговорил так же поспешно, пытаясь сбросить напряжение – как котёл сбрасывает через клапаны пар, чтобы его не разорвало внутреннее давление. – Ты поднимаешь бурю в стакане воды, тебе не кажется?