Дурной глаз

– Год, два? – Он не желал отступать, из принципа не мог. – Десять лет? Воспитаем не ребёнка, а комнатное растение. Да?

Кривая улыбка обесформила его лицо, превратила в скошенную набок картофелину.

– Отнесись к этому как к моей просьбе, – сказала Лия. – Я тебя прошу, Игнаш.

– Что ты так уцепилась за свою студию? – заводился Игнат всё больше. – Чем она так важна? Ты ведь даже рисовать перестала. Просто торчишь там… и… и всё. Как сыч.

– Дело не в студии. – Она лгала, он это понимал, а она понимала, что он понимает. Вот так отношения и разваливаются, горько подумал Игнат и попытался поскорее избавиться от нежелательной мысли. Если каждую ссору воспринимать как начало конца, тот и наступит, не так ли?

– Тогда в чём? – надавил Игнат. – Ты что-то умалчиваешь, Лия, такое впечатление у меня складывается.

– Аппетита нет. – Лия решительно отодвинула тарелку. – Пойду, приму ванну. Мне…

Её губы остановились, и незаконченная фраза умерла. Её глаза расширились, найдя что-то за его плечом, и прекратили моргать. Игнат резко обернулся, но не увидел ничего, кроме вытяжки над плитой. И всё же, он испугался. Выразительный взгляд Лии заставил его поверить: позади что-то – а может, кто-то – есть. Низ его живота налился горячей масляной тяжестью.

– Дорогуш?

Она резко встала из-за стола и покинула кухню, по пути ударившись бедром о столешницу и, похоже, не заметив этого. Завтра будет недоумевать, откуда взялся синяк. Чуть позже в ванной зашумела вода.

Выждав, Игнат отправился в студию.

Бюро запиралось на замок – не замок, а одно название. Игнат без труда взломал его ножницами и откинул крышку. Угрызений совести он не испытывал.

Здесь хранились инструменты Лии. Кисти, карандаши, краски (жена предпочитала гуашь и акварель), ластики, крафт-нож, фиксирующий аэрозоль, коробка с мелками, свёрнутая бумага. Весь этот хлам был ему знаком, он даже знал, как что называется, – недаром он жил с художницей – но обувная коробка из плотного картона была определённо чем-то новым. Игнат вытащил коробку, хладнокровный, как музейный вор со стажем, и открыл. Обуви в ней не оказалось.

«Что объединяет эти предметы?» – раздалось в голове Игната звонкое, как у пионервожатой, вовлекающей детей в игру, сопрано. Он в замешательстве принялся изучать сокровища Лии.

Фигурка младенца с большой головой, вылепленная из воска и жирная на ощупь. Крохотные, точно сделанные спичками углубления заменяли фигурке глаза, рот, нос и уши. На пупок был прилеплен маленький кусочек бумаги с символами, напоминающими руническое письмо.

Игнат отложил фигурку в сторону.

Серьга Лии с гранатом и его золотая запонка. Он потерял её в начале лета… думал, что потерял. Ювелирные изделия были связаны друг с другом прядями волос: рыжая прядь Игната, каштановая – Лии.

Ладно. Дальше.

Стеклянный пузырёк от автомобильного ароматизатора с горсткой крупного маслянистого пепла на дне. Игнат отвинтил пробку и понюхал. Он моментально почувствовал на языке густой и горький вкус. Уши заложило и очертания комнаты поплыли. Он поспешно закрыл флакончик.

Несомненно, такой ароматизатор в машину лучше не вешать, если не хочешь очутиться в кювете.

Половинка скорлупки от грецкого ореха.

Это он даже нет знал, как прокомментировать.

Несколько сложенных листов, которые, если судить по истрёпанным сгибам, часто брали в руки. Игнат развернул листы. По его плечам рассыпались мурашки.

Это были ксерокопии страниц какой-то книги. Буквы или символы, которые открылись его взору, вызывали ассоциации с древними языками – кельтским, латынью, старогерманским. Под печатным текстом шёл русский перевод, выполненный некрасивым и невнятным, как на больничном рецепте, почерком. Игнат попробовал его разобрать, но туманный смысл написанного ускользал от понимания. Разум воспринимал лишь фрагменты, но и этого было достаточно, чтобы внушить Игнату тревогу.

«…Намерение суть усилие, и чем сильнее намерение, тем больше плата за желаемое, – читал он. – Ибо намерение рождает движение, а движение есть изменение. Свойство же изменений в преобразовании существующих состояний. Что взято в одном, то прибудет в другом. Это и есть расплата…».

Следующая страница.

«…Воздействие формулы Зсхорт таково, что пасует сама Судьба. Но Она стремится вернуть своё, ибо не знает Мироздание более неодолимой Силы, чем Судьба. Слова взывают к Пространствам и сотрясают их. Тогда-то и может (слово «может» было обведено) подняться Седой Народец, создатель Слов. Забытый Старший – его отец и мать. Исчадия начиняют бесконечную Тьму своим беспрестанным злокозненным копошением и с ненавистью взирают на живущих вне Пространств. Горе тем несчастным, кто попадёт в их лапы, ибо из Тьмы нет возврата и участь их горше смерти…».

На третьей странице был изображён глаз, запертый в пересечения геометрических фигур – точь-в-точь, как на картинах Лии, только в миниатюре. Ниже помещалась таблица с цифрами и буквами, разбросанными по клеткам в последовательности, которая осталась для Игната непонятной.