Дурной глаз

Он растерял все слова, которые стоило сказать, кроме «да» и «конечно». Одно он знал наверняка: он ошибся, когда посчитал этот день лучшим в году. Несомненно, это был лучший день в его жизни.

Вечером они устроили праздничный ужин.

А ночью Лие приснился кошмар, и она разбудила мужа громким криком, перешедшим в плач взахлёб. «Опять, – рыдала она, уткнувшись в плечо Игната. – Оно вернулось. Оно смотрит из стены. Как ты не чувствуешь?».

Игнат баюкал её, думая о том, какое влияние оказывает беременность на нервную систему женщины. Утешал не столько её, сколько себя. Воспоминание об июльской ночи, когда Лия сидела на кровати и высматривала что-то во тьме, всплыло в его памяти, как уродливый распухший утопленник со дна трясины, и тень непрошенной мысли коснулась его сердца: «Нет, не всё так гладко».

***

октябрь

– У неё это началось с середины лета, – сказал Игнат Артуру Демееву. Давние партнёры по теннису расслаблялись после игры в сауне. Или, если точнее, расслаблялся один Артур. Подавленное состояние Игната не могли изменить ни его победа в матче, ни жар парилки. – Ещё до того, как ей стало известно про беременность. С начала осени всё только ухудшалось.

– Ухудшалось? – переспросил Артур. Он был старше Игната ровно на двадцать лет. Порой Игнат ловил себя на мысли, что воспринимает Артура не как друга, а как мудрого заботливого отца, которого он в действительности толком и не знал – настоящий папаша Игната умер от белой горячки, когда Игнату едва исполнилось четыре. Провалился в бутылку, как говорила мать.

Так что Артур был одним из немногих, кому Игнат мог доверить свои секреты. Однако сейчас он с трудом подбирал слова.

– Ей постоянно кажется, что за ней кто-то наблюдает. Сперва она делилась со мной, но с какого-то момента перестала. Я её спрашиваю, а она такая: «Нет, нет, ничего, всё нормально», но я вижу, как это её гнетёт. У неё такое выражение глаз… знаешь, загнанное.

Артур сдержанно кивнул.

– Всё время как будто прислушивается. Порой я замечаю, как она дрожит. Днём боится оставаться дома одна, а ночью часто просыпается. Недавно высказала мне, а что я сделаю? Работу брошу? – Игнат понурил голову. – У меня у самого сон уже ни к чёрту. Давит это, знаешь ли.

– Когда мы ждали Маратку, нам с Томой тоже приходилось несладко, – заговорил Артур, когда Игнат взял паузу. – Между нами, её тянуло поскандалить. Ох и тянуло! – Взор Артура на миг затуманился, от уголков глаз лучиками разбежались морщины, которые его одновременно и состарили, и омолодили. – Я не сердился. Всё прекрасно понимал. Следует и тебе. Забота и терпение, вот, что нам помогло в то время, забота и терпение. Запомни эти два слова, друг мой.

– В пятницу мы идём к психологу, – произнёс Игнат нехотя, будто стыдясь того, что им предстоит. – Может, каких таблеток посоветует.

– Я думаю, психолог скажет тебе то же, что и я. Женщиной рулят эмоции. Ну а когда она вынашивает ребёнка, то становится настоящей бомбой из гормонов. – Артур развёл руками, как бы говоря: «Ты и сам должен знать эти очевидные вещи».

Игнат мялся.

– Что-то ещё?

– Её рисунки, – нехотя произнёс Игнат. Артур вопросительно поднял бровь. – Раньше она рисовала всякую абстракцию. Экспрессионизм, если не ошибаюсь. Можешь считать меня отсталым, как Никита Хрущёв, но я в эту мазню никогда не врубался. Ну ладно, рисует и рисует, пускай, раз кому-то нравится. Вреда от этого никакого, да?

Артур неопределённо хмыкнул.

– Её картины были яркие, таких… весёленьких цветов. У отдельных людей они, полагаю, могли вызывать какие-то позитивные эмоции. – Снаружи мимо застеклённой двери сауны прошли, громко беседуя, два качка с полотенцами вокруг бёдер. Игнат умолк и возобновил рассказ, когда их голоса стихли в отдалении. – У неё было два мольберта – уже перебор, как по мне. Чем один не устраивает? И ты представляешь, в сентябре она покупает ещё три. Я к ней в студию обычно не суюсь, но на днях вздумал заглянуть. Она расставила все пять мольбертов в круг, и на каждом была одинаковая картина. Эти работы отличались от её прежних. Свои старые картины Лия свалила у окна и накрыла простынёй. Сама Лия сидела в центре круга на пуфике, просто сидела и больше ничего. Рядом с ней на полу стояла чашка с недопитым чаем. Я поднял чашку, и чай был холодным, а на её стенках остался налёт. Так бывает, когда чай долго не пьют. Очень долго.

Игнат снова запнулся.

– А что на картинах? – направил его мысль Артур.

– Глаз, – ответил Игнат с отвращением, точно слово было плевком. – Вроде глаз как глаз, но впечатление производит самое жуткое. То ли пропорции нарушены, расположение зрачка относительно радужки, или ещё что… Как тебе объяснить?.. Первое, что мне пришло в голову: как будто на тебя смотрит кто-то, кто притворяется человеком, но на самом деле не человек. – Он нервно хихикнул. – Дичь, правда?

– Она выражает своё состояние через картины.

– Ну конечно, она выражает, – с досадой сказал Игнат. – Целых пять здоровенных глаз, и все на тебя пялятся. И она там целый день сидит. Так и свихнуться можно.

Игнат потёр лоб.