Дурной глаз

Меня зовут Александр Гришин, и, не в пример дяде, работаю я инженером в местном ООО, производящем железобетонные изделия для построек. Также у меня есть несколько патентов, и я заработал на них достаточно, чтобы позволить поддерживать дядин коттедж в приличном состоянии. Сейчас я в отпуске, который посвятил своему хобби. Видите ли, я пишу детективы. Кто-то из вас, возможно, их даже читал. Моё имя ничего не скажет читателям, так как пишу я под женским псевдонимом. Издатель говорит, что это хорошо для продаж, и поскольку среди домохозяек книжки расходятся как эскимо в летний полдень, у меня нет причин ему не верить. То, что я никогда не получу за них Русского Букера, меня не расстраивает.

Ольга, моя младшая сестра, – дизайнер, как вы могли догадаться, и уж поверьте, она куда более талантлива в своей области, чем я в написании детективов. Живёт в Англии, мотается по миру, в июле приехала ко мне погостить. Сейчас, когда я подметаю дорожку, из открытой двери слышен её голос; он то приближается к порогу, то взлетает по лестнице на второй этаж, почти затихая, то оказывается на кухне, в ванной, в зале. Олька говорит по мобильнику, и кажется, что с несколькими людьми сразу. Обсуждает дела на английском, а на русском ругает качество сотовой связи в лесу. На крыше минивэна «Форд Галакси», который она взяла напрокат в Екатеринбурге, распластался и млеет Хитрец. Напустил на себя равнодушный вид, тайком следит за взмахами метлы, ждёт, когда я подойду к машине. Шутка, которая ему никогда не надоедает: исподтишка прыгнуть на метлу, вцепиться лапами в щётку, разметать мусор и дать дёру прежде, чем я подниму крик. Я мету к нему, подыгрывая. Воздух так прозрачен, что видны плывущие в его тепле паутинки.

Я мету и думаю о том, что время – это вода. Несётся по камням, шумит, образует стремнины, течение сильное, ногам не найти в нём опору; поднимаешь одну ногу – а вторую выбивает из-под тебя. Таково время в больших городах, в Большом Мире. Но есть и другое время. Век за веком и эпоха за эпохой наслаиваются друг на друга, как геологические пласты, чуть колышутся, замирают и собираются в огромное озеро, хранящее тайны. Когда я смотрю на Утиный Клюв и на солнце, которое покоится на вершине горы, как на блюде, я чувствую, как плаваю в этом озере, не ощущая течения.

Иногда Олька спрашивает меня, почему я не уеду из этих мест в более цивилизованные. Я не могу рассказать ей про время-реку и время-озеро, поэтому только улыбаюсь в ответ, отчего Олька выходит из себя. Она как фотон, не знающий покоя, и мне порой кажется, что в своём ритме, ритме Большого Мира, она обгонит меня по возрасту и вернётся сюда однажды совсем старушкой, а я, по-прежнему сорокалетний, буду писать детективы, скрываясь под женским именем, мести двор, играть с Хитрецом и иногда с Чубаровой опрокидывать по бокалу-другому хереса на веранде дома Зайнетдинова.

А вот и она сама, Чубарова, легка на помине. Людмила Васильевна показывается на тропинке в сопровождении своей кавказской овчарки Лучано. Они всегда неразлучны. Лучано несёт в зубах палку. Хитрец сразу настораживается, а потом и вовсе убегает, хотя овчарка никак на него не реагирует. Лучано очень спокойный и добродушный пёс. Я машу рукой, и Чубарова отвечает мне взмахом соломенной шляпы с широкими полями. Неразлучная парочка подходит ко мне, и я замечаю в свободной руке учительницы на пенсии один из моих детективов. В мягкой обложке.

– Понимаю ваше неодобрение, Александр Владимирович! – восклицает она звонким голосом, проследив за моим взглядом. – Писанина та ещё, язык попросту невыносим! Не Гоголь! Но цепляет, чёрт побери, я не пойму, чем, хоть расстреляйте!

Лучано выплёвывает палку и тычется мордой мне в руки. Я чешу пса за ухом.

– Прогуливаетесь? – спрашиваю я очевидное.

– Как всегда, – отвечает Чубарова. – До забора и обратно. Вы поглядите, как солнце застыло в промежутке между днём и ночью. Обожаю этот момент.

– Кажется, когда оно скатится за гору, этот день уйдёт, как и все прочие дни до него, но это не так, на самом деле они все остаются здесь, у подножия, и если мы поднимемся достаточно высоко, то увидим их, собравшиеся с другой стороны горы. Дни от самого начала времён.

– Ничего себе, да вы лирик! – радуется пожилая дама. – Книжки бы вам писать, таким-то штилем, в отличие от… – Она потрясает моим детективным романчиком. Мне делается одновременно смешно и неловко.

На крыльце показывается Олька с мобилкой у уха и кивает Чубаровой. Та машет ей шляпой, и Олька уходит в дом. Она недолюбливает Людмилу Васильевну, я не знаю, почему.

– Смартфоны, – комментирует Чубарова. – Пожиратели времени. Ученики подарили мне «айфон», да я так ни разу его и не включила, остался в городе пылиться. Нахрен он мне, pardon moi?

– Здесь всё равно плохая связь, – киваю я. – Из-за гор.

Она глядит в сторону Утиного Клюва, щурясь.