В сводках потом писали, что найдены два неопознанных трупа молодых мужчин, сильно изуродованные. Вероятно, диким животным. Свидетелей, знакомых и родственников так и не нашли. По версии следствия, жертвы были бродягами.
Пошумело, улеглось. Устроили пару рейдов на дворняг, на том все и кончилось.
Олег в это время лег в больницу. На обследование — все было сделано аккуратно.
Весной, где-то в марте месяце, Олег ходил с семьей в гости к теще. Лена с Машкой ушли вперед, а он задержался, чтобы закрыть дом на замок. Когда вышел из подъезда нагнать своих, увидел на детской площадке каких-то парней. Проходя мимо, он не смотрел на них, но чувствовал, как они внимательно его разглядывают.
— Э, слышь!
Он повернул голову. На скамейке сидели трое. Рыжий малый, коротышка-толстячок с двумя родимыми пятнами на носу и угловатый тип с глазками-бусинками.
— Сижка есть?
На этот раз Олег подошел к ним сам. Замер, набычился, разглядывая. Увидел: узнали. Тихо сказал:
— Уебывайте. Еще увижу — убью.
Троица секунду-другую смотрела на него, потом губы Рыжего нервно дернулись, разъехались в ухмылке-оскале. Парни быстро слезли со скамейки и отправились прочь, стараясь не сорваться на бегство.
Олег смотрел им вслед без злобы. Такова жизнь.
Волк собаке не товарищ.
Бритва
Город болен осенью.
И недуг прогрессирует, тянется, вот уже второй месяц. Без шансов на выздоровление и ремиссию. Сейчас такая стадия, когда по раскисшим улицам без остановки хлещут дожди, а листья на деревьях выжигает огонь увядания. Кто-то находит столь унылую пору очарованием очей, но мне плевать на поэзию. Погода — последнее, что меня интересует, потому что меньше всего она может мне помешать.
Я иду по долгому коридору фешенебельного отеля, упакованный в рабочий костюм. В руках чемоданчик с инструментами, они мерно позвякивают при каждом шаге. Ботинки ступают медленно, бесшумно утопают в грязном ворсистом ковре алого цвета. Жалкое зрелище: горничные старательно пылесосят эту дряхлую полосу ткани, изгоняя пыль, но они не в состоянии вытравить из нее прошедшие годы.
Мимо проплывают номера апартаментов, в порядке убывания: 541, 540, 539… Коридор тянется, как взлетная полоса, такое чувство, что он длиной не меньше километра. Но вот я наконец останавливаюсь возле нужного мне номера, уютно поблескивающего позолотой — 518. Аккуратно, но четко стучу костяшками пальцев по лакированному дереву. Ровно три раза. Проходит несколько немыслимо долгих мгновений, прежде чем из недр номера раздается резкий голос:
— Да! Кто?
— Сантехник!
Возня, приглушенное бормотание. Отчетливо слышу, как что-то массивное падает на пол, с двойным перестуком. Ругательство, торопливые шаги. Потом:
— Сейчас! Иду!
Я терпеливо жду, тихо насвистывая под нос популярную мелодию. Спешить мне некуда. Наконец постоялец подходит к двери и видно, как светлый кружок глазка темнеет. Снова секунды ожидания; я чувствую, как он смотрит на меня. Беру инициативу в свои руки:
— Это у вас течь?
Щелкает замок, дверь открывается, очень резко, так что ее край пролетает перед моим носом и обдает легким ветерком. На пороге стоит мужчина в спортивных шортах и теннисной футболке. Оглядывает меня с головы до ног коротким, но цепким взглядом бледных голубых глаз. На вид ему лет пятьдесят, а может и меньше. Лицо благородного типа, но испорчено разгульной жизнью и грузом прожитых лет. Волосы со вкусом зачесаны назад. Рот кривится, словно на язык положили ломоть лимона. На щеках сохнет пена для бритья, две или три полосы уже сняты. Жирную шею обвивает махровое полотенце. Мужчина смотрит в оба конца коридора — он осторожен. Затем отступает назад:
— Да, там в комнате батарея протекла.
Я киваю, прохожу в номер. Слышу за собой щелчок закрываемого замка, но мое внимание поглощено тем, что творится внутри. Комната одноместная, повышенной комфортности. Стандартный набор. Постель небрежно застелена, маленький столик заставлен лесом разнообразной посуды. По всей комнате разбросаны вещи — одежда, какие-то свертки и пакеты. Хозяин не слишком опрятен. Гостей нет, он здесь один. Это хорошо.
Он проходит мимо меня и пальцем показывает на батарею. Действительно, образовалась уже небольшая лужица, пропитавшая ковер, но под батарею предусмотрительно подставлена тарелка, уже наполовину полная. Я опускаю чемоданчик и начинаю хлопать по карманам:
— Понятно, — говорю.
— Это надолго? — озабоченно интересуется он.
— Да нет, ерунда. Максимум полчаса, ничего страшного.
Как будто успокоившись, он дает отмашку:
— Ладно, если что, я буду там, — показывает на ванную, потом на свою недобритую физиономию и улыбается, — надо завершить.
Я вежливо улыбаюсь в ответ:
— Конечно.