Само собой. Пусть каждый занимается своим делом. Раскрываю чемоданчик, достаю инструменты, изоляцию, всякую мелочь, крайне нужную в вопросе починки водопроводных труб, труб отопления, канализации и остального коммунального хозяйства. Работаю я быстро, но размеренно. Мои движения доведены до автоматизма; в них нет ничего лишнего. Перекрыть вентиль, снять старую изоляцию, ослабить гайку, проверить, не слетела ли с резьбы, поставить новую, хорошенько заварить, вернуть гайку на место, проверить герметичность, снова открыть вентиль… На самом деле, здесь справилась бы и домохозяйка, будь у нее хоть капля мозгов, необходимые материалы и руки, растущие из правильного места. Но мне нужно придать своей работе значимость, солидность, все-таки я профессионал. Мельком бросаю взгляд в окно — дождь хлещет без остановки. Как зарядил с самого утра, так до сих пор не перестает.
— Погодка, конечно, так себе! — слышится у меня за спиной. Голос слегка удивленный.
Не оборачиваюсь, но кожей чувствую, как он стоит сзади и спокойно меня разглядывает. Словно фермер какую-нибудь племенную корову. Представляю себе эту картину со стороны: один на четвереньках, другой позади, руки в боках.
— Да! — говорю, — Могло быть и лучше.
Слышу, как он ходит по комнате туда-сюда, что-то переставляет, отдает кому-то короткие распоряжения по мобильнику, но все это мнимое, на самом деле, он не знает, как вести себя дальше. Меня всегда забавляют такие моменты. Но вот работа завершена, и я складываю инструменты обратно.
— Готово.
— Класс! — Он наклоняется над батареей, проводит рукой, пытаясь определить, течет ли она теперь и удовлетворенно кивает, опустив голову так, что кажется, готов нырнуть внутрь отопительной коробки. — Отличная работа.
— Пустяки, говорю же.
Я поднимаюсь. Мне смешно. На самом-то деле ни черта там не было никакой течи. Все это ширма, маскарад. Наверняка в тарелку он налил воды из-под крана. Близится момент «Икс», и я готов к нему, как десантник перед боевым прыжком с парашютом. Он отлипает от батареи, смотрит на меня, но взгляд соскальзывает куда-то в сторону. Глаза бегают. Волнуется. Протягивает руку:
— Спасибо!
Я жму в ответ. Рука влажная, горячая, жилистая. И такая же цепкая.
— Не за что.
Не ослабляя нажим, он спрашивает:
— А как вас зовут? Чтобы если что, я смог обратиться к мастеру за помощью.
— Сергей.
Он открывает рот, как рыба на льду, но я опережаю:
— Я от Виталия, администратора, вы же с ним говорили по поводу протечки?
— Да-да, — бормочет он изменившимся голосом, — именно. А я Аркадий Петрович…. Можно просто Аркадий.
— Приятно познакомиться. А меня можно называть просто Сережа.
— Не хотите пить? Стакан воды?
— Почему нет!
Он ухмыляется, теперь его улыбка совсем другая, более хищная и наглая что ли, и отпускает мою ладонь, в которой, по ощущениям, побывал теплый скользкий кусок сала. Хочется вытереть ее о штанину, но боюсь, заметит. Он идет на кухню, слышится звон тарелок, звук льющейся воды. Возвращается с наполовину наполненным стаканом, вручает мне торжественно и бережно — словно это бокал дорогого виски. Я беру подношение, делаю глоток и медленно, плавно отхожу к окну — так ему будет легче. В отражении оконного стекла вижу его полупрозрачный призрак, мнущийся от меня в метре. Лицо искажает гримаса муки. Внутренне мне смешно, я хохочу, как сумасшедший.
Тишина становится кричащей.
— Виталик сказал, пятьсот, — елейным голосом произношу я. — Верно?
— Да, — он кладет мне руку на плечо. Вторая опускается на пояс. Обе лежат, как дохлые зверьки, прицепившиеся к моему телу и там, где они засели, моя кожа и мышцы начинают тихонько ныть от боли. Слышу возле левого уха его слегка кислое дыхание, плюс терпкую вонь от какого-то дорогущего одеколона и геля после бритья. Меня тошнит.
— Отлично, — я перекладываю стакан из одной руки в другую, и чтобы подбодрить его, кладу освободившуюся руку поверх его на моем плече. Начинаю поглаживать. Его дыхание становится прерывистым, а рука, безжизненно лежавшая до этого на поясе, ползет по моему телу. Довольно неуклюже и грубо, словно у школьника, первый раз в жизни лапающего женщину.
— Если постараешься, могу накинуть и больше, — сулит он.
Я резко разворачиваюсь к нему лицом — сейчас самый решающий момент, нельзя допустить ни малейшей ошибки. Ставлю чертов стакан на подоконник, медленно веду своей рукой вдоль униформы, как бы невзначай перебирая все петли, пуговицы и карманы, попадающееся пальцам на пути, затем добираюсь до его брюк — и вот моя ладонь отправляется в путешествие по его одежде. Одновременно другой рукой успокаивающе поглаживаю его и шепчу, стараясь сделать голос как можно соблазнительнее:
— Надеюсь, нам никто не помешает?
— О нет! — вместе с уверенностью в его холодных глазах появляется болезненный блеск и торжество — торжество охотника, сцапавшего добычу после долгих часов ожидания в засаде. Неожиданно резко он хватает меня за промежность и притягивает к себе:
— Ну что малыш, повеселимся? Я люблю по-жесткому, а как ты?