Душа без признаков жизни

За спиной стоял проводник: вечно перекошенный, грязный и недовольный. Еще одна местная знаменитость, о которой ведают на стенах пирамид яркими словосочетаниями.

— Шевели задом! Стоишь, мнёшься, — закрякал проводник.

Поправив капюшон, под которым пряталось иссохшее как изюм лицо, он закопошился и вытащил из кармана заплесневелую бумажку.

Инструкция для перерождающихся. Августин подумал, что проводник принципиально не устанавливает стенд с этим злосчастным текстом, и каждый раз вытаскивает огрызок из смрадного кармана.

Нет, он может заменить ее новой! Просто не хочет. Видимо, ему нравится лицезреть отвращение на чужих физиономиях.

Ради смеха Августин пробежался по инструкции взглядом.

Не брать амулетов материализации, пекторалей, портальных свечей...

— Дай сюда! И не задерживай остальных.

— Повежливее. Хочешь, чтобы толпа моих поклонников тебя сожрала?

Проводник изобразил испуг.

— О, трясусь и падаю. Живо прыгай! И только попробуй что-нибудь протащить, найду и кости набелю, понял?

— Да понял, понял.

Августин зачесал волосы и подошел к червоточине, растекающейся на полу широким озером.

Шаг вперед. К свободе. К забвению. Тьма затянула и испепелила временное тело, разорвала материю в пыль, обнажив кости души.

В гаснущем свете Августин смог расслышать лишь последние слова. Слова человека, которого он считал другом:

— Жаль. Безумно жаль, что ты не оставил мне выбора. Должен был сразу понять, что я не позволю тебе вернуться. Ты сгниешь на Земле. Прощай. Прощай навсегда, друг мой. И прости. Знай, так было необходимо.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ

Жгучая боль пронзила грудь и разошлась по телу. Звук одиночного выстрела взорвался в голове досточтимого судьи Феликса, и он осознал: это конец.

Смерть. Она пришла за ним, неожиданно и негласно, не предупредив и не оставив возможности умолить о пощаде. Об отсрочке. О милости. Пришла в образе молодого незнакомого парня с малахитовыми глазами, который продолжал стоять за спиной, и когда Феликс повернул голову, и когда упал, и когда рубашка цвета восходящего солнца почернела от горячей крови.

Взгляд, источающий презрение, стал подарком, который преподнес незнакомец на смертном одре. И Феликс смог ответить лишь лицом, исказившимся от ужаса. Упасть на асфальт. Последний раз в жизни вдохнуть запах земли, сквозь боль и стоны, укутанный сыростью и тоскливыми песнями ветров сентября.

Феликс отвел карие глаза — всегда строгие и спокойные, теперь отдающие дикой страстью получить ответ. Откинул голову в небеса, пропитанные черным обсидианом.

А дальше? Дальше — пустота…

ГЛАВА 2. Марлин

Все планеты материального мира, от высшей

до низшей, — это юдоль страданий, где каждый

вынужден снова и снова рождаться и умирать.

Бхагавад-гита

— Будешь сидеть, пока мхом не зарастёшь? — раздался звонкий голос за спиной, словно разбили бокал у микрофона.

Марлин отодрала лоб от стола. Казалось, дерево срослось с кожей, иначе сложно объяснить: почему голова не желала подыматься, а веки оставались закрытыми. Сколько времени прошло? Пять минут назад за окном виднелось солнце!

Она протяжно зевнула, чихнула от запаха пыли и прокрутилась на скрипящем стуле. Ужаснулась, заметив себя в отражении зеркального шкафа.

«Надутый одуванчик, что достали из лужи, — посетовала Марлин. Золотистые волосы растрепались, а тушь на ресницах переквалифицировалась в черные синяки. — Господи, видел бы меня Феликс... Жуть».

Протерев сонные глаза, она откинула волосы назад и постаралась улыбнуться, ведь рядом качала головой Яра (которую лучше не злить после семи вечера): статная брюнетка с кудрями, вьющимися лозой винограда. Будить Марлин на работе уже стало ее некой вынужденной обязанностью.

— Да, да… заснула за историей болезни… опять, — вздохнула Марлин, шурша страницами, — и кто сказал, что, заснув над текстом, к человеку приходит озарение?

— Твоя шизофрения. Вставай! Полдня проспала. Думаешь, так просто тебя каждый раз прикрывать?

Лениво поднявшись на ноги, Марлин просунула руки в белый кардиган. Оторвала одну пуговицу, которая тихо стукнулась о паркет и укатилась под стол. Попыталась найти беглянку.

Паутина. Грязь. И не одной пуговицы!

Поиски не окупились — зато раздался грохот.

Марлин больно ударилась головой о столешницу. Выругалась. В кабинете слишком темно, как здесь можно передвигаться? Кто всё выключил? Свет излучает лишь настольная лампа над бесконечными бумагами, среди которых Марлин то и дело засыпает. А вот ночью — в уютной, теплой постели — она не может уснуть до рассвета. Уже девять месяцев.

Именно столько времени прошло со смерти ее мужа.

Марлин часами лежит под одеялом, уставившись в потолок. И не спит… вообще не спит. Ретиво изучает хрустальные капли люстры, мерцающие в лунном свете… И так — день за днем, луна за солнцем, утро за ночью…