– Именно! – воскликнул Дайсукэ, и сквозь каменную невозмутимость пробился восторг. – Горстка отважных бойцов, которые не испугались непреодолимых преград и готовы пожертвовать жизнью во славу империи! Ровно на этом и строится Бусидо! – Он вскинул голову и с улыбкой посмотрел на вечернее небо за окном. Ветерок заиграл его белыми волосами. – Лично я счастлив, что мне выпал шанс проверить свои силы, вступить в битву с врагом и умереть с мечом в руках. Только подумайте, какие поэмы будут слагать о нашей благородной жертве!
Окамэ поморщился.
– Лучше бы их слагали о нашей славной победе.
– Про меня никогда поэмы не писали, – задумчиво призналась я. – Они ведь все грустные, да? Мне попадались сплошь печальные стихи. Ну не считая хайку про тануки и крестьянскую дочку. Я не очень его поняла, а Дэнга объяснить отказался.
– Госпожа Юмеко?
Я обернулась: в нескольких ярдах от нас стояла пожилая служанка. Как и все в замке Хакумей, она явилась бесшумно, словно призрак.
– У меня сообщение от Каге Масао, – уведомила она официальным тоном. – Масао-сан и Наганори-сан ждут вас на нижнем этаже замка. Тропа теней готова.
16
Ледяной сад
Бывали дни, когда Суюки скучала по жизни. Дни, когда память непрошеной гостьей просачивалась в сердце, принося с собой прохладу весеннего ветерка, сладость любимого блюда, тепло солнца на коже, – и тогда на краткий миг она жалела, что стала бесплотным духом.
Но сегодня выдался совсем другой день.
– Холодно, сил нет! – пожаловался Така, ежась под порывами метели. Губы маленького ёкая посинели, а зубы стучали. Он печально плелся по пятам за господином Сейгецу. На его рукава налип лед, а широкополая шляпа побелела от снега. – Д‐долго еще идти, хозяин?
– Нет, – не оборачиваясь, ответил Сейгецу. – Владыка леса нас слышит. Если не хочешь, чтобы твои губы смерзлись навечно, – помалкивай.
Така тут же стиснул зубы и съежился под своим соломенным плащом до прямо-таки крошечных размеров. И хотя Суюки холода не чувствовала, она содрогнулась. Вокруг темнел скованный морозом лес, рослые пушистые сосны гнулись под тяжестью льда и снега. И как они только не ломаются, подумала Суюки, нагоняя Таку. Снег, холодный и властный, точно суровый хозяин, требовал безмолвного уважения от всего, к чему прикасался.
Стоило им выйти на маленькую тихую поляну, как снегопад тут же прекратился, а лес вокруг замер. Даже ветерок, и тот не тревожил ветки деревьев, хотя Суюки почти чувствовала холод, которым веяло от свисавших с них сосулек и от облачков пара, срывавшихся с губ Таки. Господин Сейгецу не сбавлял шага и уверенно шел по поляне. Така и Суюки старались не отставать. Снег тут был довольно глубоким и похрустывал под ступнями ёкая, будто бы тот шагал по камушкам или веткам.
– Ай! – Така вдруг остановился и запрыгал на одной ноге, словно порезал палец. – Ой-ой-ой, укололся! Это что такое?
Господин Сейгецу остановился и с тенью раздражения обернулся к ёкаю.
– Така, – предостерегающим тоном произнес он.
–
Тут он застыл, точно громом пораженный, выпучил глаз и выудил из снега половину черепа. Взвизгнув, крошка ёкай уронил ухмыляющуюся челюсть. Она с глухим стуком упала на землю и укатилась, разметав белый покров, из-под которого показался еще один череп.
По кромке поляны прошелестел тихий женский смех, подняв ветерок и взвихрив снег. А затем раздался шепот:
Суюки испуганно оглянулась, а Така спрятался за Сейгецу.
Порыв ветра снова взметнул в воздух снег, растрепал волосы Сейгецу и раздул рукава его одежд. Он смел белый покров, обнажив блестящие кости, рассыпанные по поляне. Черепа, ржавеющие мечи и другое оружие, скелеты – и человеческие, и звериные – все они наполовину вмерзли в землю. Така ахнул, а Суюки почувствовала, что меняет облик, превращается в шар света. Над поляной снова зашелестел смех. Сейгецу вздохнул.
– Я уже видел твой сад, Юкико, – обратился он к пустоте. – И пришел совсем не за этим.
Ёкай поморщился и заскулил, вцепившись в брюки хозяина. Сейгецу сощурил золотистые глаза.