Душа в тротиловом эквиваленте

Чуть дальше, не доходя с полкилометра до режимной зоны, я почувствовал чужое враждебное внимание. Аж в жар бросило! Полный комплект ощущений: пронизывающий ветер, промерзшее дерево приклада и стылый металл. Какая-то зараза, стоя на вышке, развлекалась, разглядывая прохожих в прицел. Уши бы ему надрать!

Наевшись острых ощущений, решил сменить планы и быстренько побежал домой. Зашел на кухню и столкнулся с готовящей себе завтрак Верой.

Заболела грудь, в нижней части живота поселилась тяжесть, настроение сразу стало взвинченно — раздраженным. Смутившись, буркнул сестре:

— Меня не тревожить!

Сцапал со стола чай и пару бутербродов, и скрылся в комнате.

Чувствительность нарастала. Буквально через двадцать минут я уже ощущал не только Веру, но и боль в спине соседа, чистящего дорожку.

Это уже слишком! Обхватив голову, попытался сосредоточиться. Скрыться за закрытой дверью не удалось, будем учить сознание отгораживаться, иначе придется эмигрировать куда-нибудь в лес, пустыню или вообще карабкаться в горы.

Зато стало понятно, отчего и почему отшельники бежали от людей!

15 ноября 1952 года

Я не мог проводить деда на аэродром — слишком много людей вдруг оказалось бы недопустимо близко. Прощаться пришлось дома.

Перед тем, как попрощаться, по обычаю присели. Остро чувствовалось нежелание расставаться. Еще — ноющая, привычная боль от кусочка металла, засевшего в ноге под Гвадалахарой. Потом к этому незавидному букету ощущений прибавилась тянущая боль в локте и приступ беспричинной тоски, скорее даже, страха.

Сосредоточившись, убрал пробой поля в районе сердца, унял боль. Тут же понял, что глюкоза в крови заканчивается. Потемнело в глазах, накатила слабость. На такой случай теперь приходится носить в карманах сахар и конфеты. Конфеты как раз кончились.

Если бы в предрассветных сумерках за нами кто-нибудь наблюдал, то прощание выглядело бы странно. Дед обнимает внука на крылечке, а тот, негодник, вместо демонстрации подобающих случаю чувств, сосредоточенно хрустит рафинадом.

А что делать, самолет ждать не будет… Гипогликемия, кстати, тоже.

Вспоминая первую пару дней после обретения новых способностей, я удивляюсь, как у меня выдержали нервы.

Очень жаль, что в той жизни я ничего не читал о экстрасенсорике. В памяти обнаруживались лишь смутные обрывки понятий типа «геопатогенная зона», «сетка Хартмана», «кластерные образования» и тому подобные, ничего не объясняющие слова.

Весь мой прежний опыт ограничился неуверенной попыткой найти на даче место под колодец при помощи рогульки из лозы. Стыдно сказать, но в итоге оказалось, что лоза толком не реагировала даже на ведро, до краев заполненное водой.

Со зрением начало происходить нечто непонятное. Нет, я не стал видеть хуже. Скорее, по-другому. Мир стал намного богаче. Добавились призрачные, многократно перекрещивающиеся стены серого и голубого цветов. На земле время от времени попадались пятна грязно-коричневого и розового цветов. Около первых сразу становилось нехорошо, вторые дарили ни с чем не сравнимое чувство покоя.

В воздухе встречались светящиеся объекты всех цветов радуги. Чаще всего, они напоминали мохнатые теннисные шарики. Изредка попадались груши и тороиды. Шарики оказались самыми забавными. С ними можно было даже играться.

Позже понял, играться надо осторожно. Яркие, как детская игрушка, мохнатые как шмели, шарики оказались опасны, как граната с вынутой чекой.

Мир приходится осваивать чуть ли не на ощупь. Перекрестья синеватой сетки неприятно жгутся. Шарик можно проглотить. Сразу — прилив энергии. Можно в кого-то его кинуть. Но такого лучше не делать без крайней нужды. Чисто из соображений жалости и человеколюбия.

От розового пятна можно «подзарядиться», рядом с грязно-коричневым быстро слабеешь.

Общаться более, чем с двумя — тремя людьми, пока не получается. Отгородиться от большего количества народа не выходит. В довершение бед, сильно напрягает вдруг обнаружившийся «следящий контур», и теперь он работает в непрерывном режиме.

Накануне вечером ходил к холодильнику подкрепиться. Подкрепился. А потом понял, что абсолютно уверенно двигался полной, кромешной тьме.

Пришло понимание, что теперь я не смогу видеть мир только глазами, и стало грустно. Глаза мгновенно затуманились, и я разревелся так, как будто действительно был ребенком.

Кому рассказать — не поверят. Шарлатанов хватало во все времена. В лучшем случае, выслушают, и заботливо предложат отдохнуть. В худшем — заподозрят навязчивые идеи, шизофрению или чего похуже.

Я же не умею показывать эффектные фокусы! Не могу видеть сквозь стены и безошибочно угадывать карты Зенера. Может, только пока. Может, не смогу никогда. Разве что, уверенно передвигаюсь в темноте, чувствую эмоции и могу иногда помочь поправить здоровье ценою собственного. Мало, очень мало. Что со всем этим делать, непонятно.

… Андрей Андреевич оказался симпатичным пожилым дядькой с округлым лицом, типично офицерскими, холеными усами и удивительно искренним, лучистым взглядом. Такие люди вызывают к себе доверие на уровне рефлекса.