Душа в тротиловом эквиваленте

И еще, он был очень, очень болен.

Он мог, но не стал вызывать меня в Москву. Вместо этого, прилетел сам. Мы встретились ранним утром в лесочке у дома. Я как раз возвращался с прогулки, которую правильнее было бы назвать пробежкой. Гость пришел один, но метрах в двухстах чувствовалось присутствие трех вооруженных и абсолютно не агрессивных, но готовых к немедленному действию мужчин.

Что маленький ребенок, что щенок, способны измотать любого взрослого спортсмена, если тот решится принять участие в их забавах. Что уж говорить обо мне.

Гость был изумлен. Расхристанный, красный, потный и капитально вывалянный в снегу мальчишка никак не соответствовал образу вундеркинда, которого он предполагал увидеть.

Мы прогулялись по украшенному снежными шапками и инеем лесу, прошли мимо площадки для дрессировки собак, где подружились с симпатичной рыжеватой кавказской овчаркой. Немного поговорили о разном, и захотелось мне этому человеку хоть немного помочь.

Не знаю, смог ли. Оказалось, что откровенно не хватает силы. Или энергии? Или энергетики?

А можно и проще сказать — надорвался, вследствие чего и удостоился визита бригады скорой помощи.

Стало ли моему случайному гостю хоть чуть лучше? Узнал ли он то, что хотел? Не ведаю.

Но мужик оказался правильным — тащил меня на руках метров двести. По крайней мере, так говорили потом.

17 ноября 1952 года

Москва, Старая площадь, кабинет Председателя КПК ВКП(б). Стандартное по планировке помещение одного из высших чиновников. Стены, отделанные дубовыми панелями. Установленные буквой «Т» столы для совещаний. Отдельно, в углу — массивный сейф и письменный стол с батареей телефонов. Два уютных черных кресла из уже изрядно потертой мягкой кожи. Бронзовая настольная лампа на массивном гранитном основании. Мягко светится зеленый абажур, бросающий на собравшихся приглушенный свет.

Собеседников представлять нужды нет. Мы и так их знаем.

— Что ты там узнать хотел, спрашивать не буду. Спрошу лишь, как съездил, Андрей Андреевич?

— Не зря, Матвей Федорович. Слух, понимаешь, возвращаться начал.

— А чего орешь, как глухой?

— Так понимаешь, привычка. Аппараты помогали мало. Вот и орал. Но заметь, теперь тише ору!

— Мог бы парня и к себе пригласить. Он, как-никак помоложе будет, чем мы с тобой.

— Ну, насчет помоложе, это еще вопрос. Так-то да, ребенок. Но в глаза заглянешь, и понимаешь: пожил человек. И не просто пожил, а и повидал многое.

— Что, рассказывал?

— Да нет, о «той» жизни, он молчит. Стыдно, говорит, не так я там жил. Но со стороны видно хорошо. Опять же, ребята маленковские видели, как он за домом с Марголиным упражняется.

— И что говорят?

— Говорят, что это кто угодно, но не мальчишка. Сгородил он там себе, понимаешь, из досок и старого х/б мишень. И развлекается. За день — пачки две-три патронов от мелкашки. По суставам, в движении, не промахиваясь. Только успевает прорехи зашивать. За три дня — две доски сменил. Такой вот мальчик. Заказал себе HP-35 c двойной обоймой.

Да и по виду это уже скорее, подросток, а не мальчишка.

— Ну, со стрельбой, тут бабка надвое. У него прикрепленный — Валентин Холодов, он так и стреляет. Может, научил.

— Шутишь? Научиться таким фокусам сложно — не каждому дано и время какое-то нужно. А тут раз сходили на стрельбище, и готово — садит навскидку.

— Так уж и раз?

— Точно тебе говорю, один раз всего! Теперь он из дома не выходит. И сестра его — тоже. Но ее в другом коттедже поселили. Пришлось даже хозяев слегка подвинуть.

— Что там опять?!

— А то, что они пока среди людей находиться не могут. Больно им, плохо. Чуют эмоции, лечат, забирает боль. Теперь вот, вынуждены учиться отгораживаться от чужих эмоций.

Вера, она пожестче Юры, восстановится быстрее. У нее это в магазине впервые проявилось. Скандальную тетку взглядом на колени поставила. Народ сбежал от греха — такой жутью от ее взгляда веяло. А люди там, сам знаешь, проверенные и не из пугливых. Многие войну прошли.

— Сказал бы кто другой — не поверил! Тебе — верю. Но понять такого все равно не могу.

— Не ты один. Вот, почитай, что аналитики пишут.

Матвей Федорович, привычно выделяя главное, пробежал глазами четыре машинописных странички, украшенных грифом «Совершенно секретно». Тяжело вздохнул, и, повернувшись на стуле вполоборота, открыл дверцу сейфа. Покосился на бутылку, ждущую своего часа в углу, мотнул головой, закрыл дверцу и попросил секретаря принести чаю с лимоном.

— Голова чистая нужна. Сейчас еще Гриша подойдет, и поговорим. Очень уж всего навалилось…

— И не говори, — эхом отозвался Андреев.

— Теперь об этих бумажках: тебе не кажется, что аналитики твои перемудрили. На основании единственного факта…

— Не единственного. Юра и Вера — это, как минимум, уже два факта. Дед пока в дороге. Приедет, узнаем, что там да как. Скажу больше, никому не известно, в кого превратятся ребята, которые постоянно общаются с Семецким. Мысли на этот счет у специалистов разные есть…

— И все-таки, это слишком! Слишком мало фактов, чтобы утверждать, что в самое ближайшее время человечество разделится по неизвестному нам пока критерию.