Душа змея

– А я не люблю, когда меня попусту тревожат. Так что придется вам двоим найти ее и самим обо всем расспросить, я не собираюсь дважды повторять сказанное. – Ой опустил морщинистые руки на колени и приготовился вновь погрузиться в сон. Кряжистый пень под ним заскрипел.

– Подожди, кого ее? – Лавр шагнул вперед. – О ком ты?

– Дочурка Ветвя, такая же наглая и бесцеремонная, прямо под стать тебе, так что все не зря. – Ой закрыл глаза.

Никола вдруг понял, что смотрит на две пятнистые шляпки мухомора. Разве тут когда-нибудь росли грибы?

Лавр почесал в затылке.

– Вот так вот. Что ж, все к этому шло, и, видимо, разговора с Липой не избежать, – горько подытожил Никола. День становился все гаже.

Большие и малые тайны

Собственная спальня была, кажется, единственным местом на Корабле, которое Вяз действительно любил. В ней хранилось столько всего из их прошлой, доотлетной, жизни: любимое покрывало Льдинии, все будто сотканное из молодой зеленой листвы, два больших зеркала, бесполезные подсвечники с оплывшими толстыми свечами, полки с украшениями жены, платяной шкаф – тяжелый, старомодный даже по меркам иномирцев, весь резной, со своим непростым характером – каждая дверца скрипела по-особенному. Кресло, в котором Льдиния любила рукодельничать. Они даже так и не решились убрать из угла колыбельку Элоизы, такую неправдоподобно крошечную – сложно было поверить, что дочь когда-то там помещалась.

Вяз вошел и замер, привалившись спиной к двери. Льдиния сидела напротив, на кровати, и смотрела на него в упор, словно все это время не шелохнувшись ждала, когда он вернется.

Чаще всего она напоминала Вязу морскую волну – всегда непостоянная, в движении, каждый миг немного иная. Отец отговаривал его от этого брака. Вокруг было много лесных иномирских женщин – гибких молодых деревцов, что неподвижно стоят на краю рощи. Таких же, как и сам Вяз: крепко вросших корнями в землю, чутко слышавших ее, неизменных. Каждая из них была бы рада составить ему пару, но, один-единственный раз прикоснувшись к прибою, сжав тонкую ладонь Льдинии – не ускользнула, не утекла, поймал! – Вяз уже знал, что пути назад нет.

Их дети – и Лавр, и Элоиза – куда больше походили на отца. В них была живость существ, знавших и солнце, и ветер, и бесконечный бег времени. Они оба точно пошли в Вяза и должны были вырасти лесными иномирцами. Морские детеныши совсем иные.

А вот Вяз с Льдинией с годами слишком прочно сплелись сутью друг с другом. Он научился этой плавной текучести – быть здесь и не здесь одновременно, ускользать, когда это требовалось, оставаться собой, непрестанно меняясь.

Льдиния же освоила искусство быть стоячей водой озера в безветренный день – вот в точности как сейчас.

– Слишком много всего, – сказал Вяз, глядя в светлые глаза жены. С возрастом они будто сделались больше. – А теперь еще и Никола.

– И от Еля по-прежнему никаких новостей?

– Все по-старому. Будь у нас хоть этот проклятый центр связи – может, Петр мог бы что-то подсказать. А так… Мы всё еще на одном месте. И непонятно, сможем ли сдвинуться дальше когда-нибудь.

– Даже если нет, тут мы хотя бы живы.

– Это – та жизнь, которой ты хочешь нашим детям? – Вяз устал задаваться этим вопросом.

– А ты хотел бы им смерти?

Вяз вздохнул.

– Конечно же, нет. Просто – ну что это может быть?

Обычно у Льдинии не было ответа. Но сегодня она вдруг заговорила:

– Ты видел, что они сотворили со своим домом. А если об этом знают и на других планетах? И просто не хотят, чтобы и с их мирами сделали то же самое – отравили, разрушили до основания? Про иномирцев-то они и ведать не ведают. Вдруг думают, что это люди летят с Земли, и предпочитают держать их подальше от того, чем дорожат?

– Я и сам уже об этом размышлял. Но как тогда сообщить, что мы летим с миром?

Льдиния пожала плечами.

– Если Ель не знает, то я и подавно.

– Я поговорю с ним. Потом. Мы зависли уже много месяцев назад, подождет еще пару дней. Меня даже Игра не так страшит, как то, что случилось с Николой.

– А я бы вот боялась на твоем месте именно Игры. После того, что ты сделал.

Вяз зажмурился. После всего, что он сделал. Тот змей был предателем: открыл то самое Окно, отринул иномирские души – и выбрал человеческую. Изгой, беглец, глупейшее создание, погубившее себя само.

Но все еще змей, наследник Великого Змея.

Его сердце все еще билось.

Вяз просто не мог бросить его там. А теперь – о да, теперь Белое дерево цветет. И не Вязу, благодаря которому змей и очутился на Корабле, было этому удивляться.

Интермедия