Когда-то в самые грустные, беспросветные дни он не запирал на ночь дверь, потому что знал: придет Лавр. Притащит с собой шахматы, тряпичный Элоизин мяч, горсть орехов, клочок бумаги, расчерченный для замысловатой игры. И самого себя – с неловкими утешениями, расспросами о человеческой жизни, глупыми шутками. С прекрасным чувством, что ты не один, которое непременно наступало. Но годы шли, Никола привыкал к жизни на Корабле, и тоскливые дни случались все реже и реже. А вместе с ними и такие вечера.
Вот и сегодня Лавр ушел к себе.
Никола добрел до кровати и рухнул, даже не сняв обуви – мягких бот из плотной ткани, которые донашивал за Лавром. Никола раз за разом прокручивал в голове события сегодняшнего дня, но в мысли почему-то то и дело вмешивались земные воспоминания о дожде. Засыпая, Никола слышал удары капель о стекло и далекие раскаты грома, ощущал запах сырости и даже то, как собиралась влага в сложенных чашей ладонях. Кажется, он торопился домой, но понял, что все равно безнадежно вымокнет. Дождь барабанил по листьям, и было очень смешно, он бежал и хохотал во весь голос, и щеки тоже теперь стали совсем мокрые…
Никола резко подскочил, не понимая до конца, где находится. Казалось, будто он задыхается. Глаза резало белым светом лампы, которую он забыл выключить. В дверь стучали.
– Кто? – хрипло спросил Никола.
– Никола, это я, Льдиния, – послышалось из-за двери. – Пустишь?
Пошатываясь, Никола встал и открыл замок.
– Ты напугал Лавра, – Льдиния улыбалась, но взгляд ее был встревоженным. – Точно все в порядке? Он в таких красках расписал, что ты, должно быть, болен, отравлен и подвержен всем морокам сразу, что я не могла не прийти.
– Все хорошо, – Никола постарался улыбнуться в ответ. – Правда. Проходите.
Льдиния села на единственный стул в комнате, Никола остался стоять. Как и Вяз, она вела себя с ним по-свойски – без церемоний и титулов, так, словно на месте Николы был один из ее детей. Одета мать Лавра тоже была просто – видимо, уже успела снять все украшения перед сном. Из небрежно сколотого пучка на спину спадала длинная светлая прядь.
Никола всегда чувствовал себя неловко в присутствии Льдинии, хотя она была неизменно добра и приветлива с ним. Вяз, бывало, журил Николу; отчитывал их с Лавром за совместные проделки, хотя Никола никогда не бывал зачинщиком; оставался недоволен его успехами в учебе и в спортивном зале. Но Николе куда проще было перенести недовольство Вяза, чем неизменную, чуть отстраненную доброжелательность Льдинии.
Будто он ничем не мог заслужить этого тепла.
В первые месяцы на Корабле Вяз с Льдинией переживали за то, как маленький Никола справится с новой жизнью, не скажутся ли и на нем последствия Большой Беды. Льдиния часто оставалась с ним и приносила горькие снадобья из своих запасов. Бывало, Никола даже слушал в ее исполнении иномирские сказки и сам несколько лет спустя читал их уже Элоизе. Сейчас, глядя в печальные серые глаза Льдинии, Никола на миг снова почувствовал себя маленьким и потерянным, совсем как в те дни.
– Подойди, пожалуйста, – Льдиния внимательно рассматривала Николу, словно боясь пропустить признаки неведомой хвори. – Сядь, – указала на постель. Никола послушно опустился на край. – Ты ел сегодня что-нибудь?
Никола покачал головой. Он уже давно привык к иномирской пище и к тому, что голод теперь приходил гораздо реже.
– Ладно, – Льдиния положила прохладную ладонь ему на лоб. – Лавр очень переживает за тебя.
– Не слишком-то на него похоже, – неловко брякнул Никола и смутился еще больше.
– Зря ты так, – Льдиния едва коснулась его волос и убрала руку. – Ты дорог нам. Не потому, что твой отец строил Корабль. И не потому, что кто-то кому-то когда-то обещал – хотя Вяз не из тех, кто нарушает данное слово. И вот тебе
Никола опустил лицо, чувствуя, как полыхают щеки.
– Я ничего не делал.
– Но что-то ведь еще происходит, да? О чем ты молчишь?
Никола склонил голову еще ниже, подбородок почти уперся ему в грудь. Льдиния терпеливо ждала.
– Да, – наконец очень тихо ответил он.
– Посмотри на меня.
Никола не посмел противиться. Льдиния приходилась родней Лючии, и сейчас их внешнее сходство особенно бросалось в глаза: тонкие черты на вытянутом лице, убранные светлые волосы, бесконечное терпение и смирение во взгляде. На Николу будто смотрела Лючия из будущего – такая, какой он ее, скорее всего, никогда не увидит. Во сне она совсем не менялась.
– Я не могу рассказать, – чуть слышно признался Никола. – Пожалуйста, не говорите Лавру и Вязу. Никто все равно не сможет помочь.
– Почему ты в этом так уверен?
Никола молчал.
– Ладно, – вздохнула Льдиния. – Но ты можешь прийти к нам с любой просьбой. Вяз не простит себе, если с тобой что-то случится. Как и я.
– Какая разница, если я все равно рано или поздно умру тут, как домовая крыса, которая ни разу из своего угла так и не выбралась? Если никогда не долечу, не приземлюсь, не доживу до конца этого пути? Ну случится это раньше – и что? – Никола сам не верил, что произносит сейчас все это вслух.