Свет заходящего солнца косыми лучами проникал сквозь давно не мытое, пыльное окно, без штор и занавесок, и ложился на линолеум неровными светлыми ромбами. Большая комната была меблирована стандартным набором холостяка; здесь стояли раскладной диван, телевизор и стол. Спальня, если не считать несколько больших картонных ящиков с книгами и разной бытовой мелочью, была пуста. И только в кухне имелся недешевый, из натурального дерева, гарнитур со встроенными плитой и холодильником. Нексин машинально открыл холодильник, словно там могло что-то находиться, но, отключенный от сети, он внутри был темен и пуст. Нексин прошел в ванную, оглядел себя со стороны: ничего заметного в лице и внешности, что могло выдать совершение кровавого преступления, не было. Его это успокоило, он освежил лицо под краном, подолгу удерживая в ладонях воду. После сел за стол и высыпал содержимое пакета, похищенного у Валкса. В пакете находилась перехваченная аптечной резинкой стопка пятидесяти- и стодолларовых купюр. Сумма оказалась значительной. «Валкс, возможно, приготовил валюту не только для меня, еще для каких-то целей», — решил Нексин, пересчитывая банкноты.
Позвонили в дверь. Нексин быстро сложил деньги в пакет и спрятал его в холодильник. «Видимо, соседи», — решил он. Осторожно подошел к двери и посмотрел в глазок. На площадке действительно стоял сосед из квартиры, что была напротив. Его он и просил по возможности присматривать за своей квартирой, давал соседу номер рабочего телефона и домашний Хромовой. Нексин не знал фамилию соседа, обращался по имени-отчеству: Феликс Францевич. Был он, видимо, из западных белорусов, которых было немало в области, потому что говорил на какой-то жуткой смеси русских, польских и белорусских слов. Вот и теперь, как только Нексин открыл дверь, услышал:
— Так, так… Я поправне розумел, цо до хаты сам пан вертался…
Сосед был маленького росточка, ниже Нексина, седой и с постоянно красным, как у пьяниц, носом и с шелушащейся на носу кожицей. Пьяницей, однако, не был, наоборот, был аккуратен и набожен, что, впрочем, компенсировалось чрезвычайной активностью и любопытством до всего. Нексин, видя его, всегда думал, что соседу, наверное, и нос когда-то прищемили дверью за излишнее любопытство, потому он такой красный и облезлый. Вот и теперь сосед так и норовил заглянуть сквозь приоткрытую дверь в глубь квартиры.
— Феликс Францевич, вы очень бдительны.
Я пришел тихо, но вы все равно меня услышали.
— А як же! Таки слух маю, цо щпеваю у нашем кощчуле.
«Было бы интересно послушать, — подумал Нексин, — как он поет в своем костеле?»
— Спасибо, Феликс Францевич, вы очень добры… — сказал Нексин. — Я ваш должник…
— Для людив зараз стараюсь. Я розмовел до пана на работу, но телефон молчал. Розмовел пани Елене, пани мовила, що пан у командировке, а потом пшыйщчла и пшынесла две торбы… Една минута…
Сосед ушел к себе; вернулся с двумя сумками, которые ему принесла Елена Аркадьевна.
— То для пана…
Нексин взял у него сумки и поставил в прихожую:
— Спасибо еще раз, Феликс Францевич.
— До побачене! — Старик ушел к себе.
Заперев за ним дверь, Нексин открыл сумки.
В них были сложены его личные носильные вещи. — Наверняка этот чудак, Феликс Францевич, заглянул в сумки; если даже Елена ему не сказала, что со мною рассталась, то сам все понял… Поэтому так быстро и ушел к себе в квартиру, иначе еще с полчаса болтал бы ни о чем… — сказал вслух Нексин. — Хотя какое теперь мне дело до этого всего?..
Он ногой отодвинул к стене обе сумки и вернулся в кухню.
При упоминании Хромовой у него сердце сначала сжалось от тоски и безысходности, как у покинутого человека, но это мимолетное чувство исчезло, вместо него из-за уязвленного самолюбия снова появились жестокость и желание мстить, потому что именно эта женщина была в первую очередь причиной проблем и бед, случившихся с ним в последние месяцы.
Нексин стал раскладывать на столе доллары. Отложил сумму, необходимую Оашеву, оставались еще доллары, он их сложил, стянул резинкой и, решив, что они понадобятся здесь, в городе, огляделся: куда их убрать?.. Положил снова в холодильник.
Оашев ждал Нексина в том же ресторане, что и раньше. За окном начинало темнеть, после дневного тепла вечерняя прохлада сгущалась над городом серым туманом. У Нексина был вид человека сильно уставшего и задумчивого, мыслями находящегося где-то, а не со своим визави. Это не могло ускользнуть от Оашева.
Нексин, поздоровавшись с Оашевым, когда они присели за стол, пытаясь придать себе настроения и непринужденности, сказал:
— Надо же, какой за окном туман, вернее — это городской смог, а не туман. Вспомнил анекдот…
— Какой?
— Гостиница. Утро. Официант занят приготовлением завтрака в ресторане. Входит седой господин, ночевавший в гостинице. Идет к окну, за которым сплошная пелена… «И сегодня смог!» — произнес господин. «О, я рад за вас, сэр!..» Оашев улыбнулся:
— У вас, Алексей Иванович, слишком серьезные и задумчивые глаза, чтобы рассказывать такие анекдоты. С вами ничего не случилось?