Душегуб. История серийного убийцы Михасевича

Если же пациент все еще находил в себе силы сопротивляться, его могли ввести в медикаментозную кому, а потом вывести. Так могло продолжаться долго, все зависело от стойкости организма. В прокуратуре каждого человека считают потенциальным преступником, а здесь всех по умолчанию считали больными.

Николай продолжал слишком внимательно разглядывать поверхность старого деревянного стола, который имел в этом месте несколько отметин от сигарет.

– Хорошо, Владимир, вы утверждаете, что вы этого не делали. Хорошо. Кто же, по-вашему, это совершил? Опишите этих людей, вы же как раз в этом месте проходили, когда убивали эту девушку.

– Мы там даже не проходили, а даже если бы и были, то никого бы не запомнили. Человек же не запоминает лица всех прохожих.

– Это вы так считаете, а вот некоторые люди имеют память получше. Наш свидетель опознал и вас, и вашу собаку породы овчарка.

– Это не овчарка, – встрял Ковалев и насмешливо посмотрел на Жавнеровича.

Очная ставка не привнесла в дело каких-то новых деталей, но было видно, что все уже достаточно напуганы, а это уже была половина дела. Впрочем, на следующий день все снова изменилось.

Валерий сидел в камере с еще двумя арестованными. Все они были значительно старше Валерия, и, кажется, искренне сочувствовали ему. Ковалев без конца рассказывал о том, как изматывает его своими уловками следователь, как на него пытаются повесить дело, к которому он не имел никакого отношения.

– Так, может, твои друзья виноваты, а тебя просто подставили. Не думал об этом?

– Кто? Они не то что на такое не способны, они яблоки из совхоза никогда своровать не могли, – говорил молодой человек. Такие разговоры повторялись чуть ли не по несколько раз в день. Час за часом молодой человек все сильнее начинал сомневаться во всем происходящем. Может, его действительно подставили? Может, они действительно сейчас дают показания против него, а он так и останется козлом отпущения? Он совершенно не помнил тот день, когда все случилось, но теперь уже все воспоминания о свободе казались туманными. Значение имели только допросы, избиения, тюремные правила, по которым теперь нужно было учиться жить.

Каким-то чудом ему удалось уговорить кого-то из охраны передать записку жене. Он коротко объяснял то, что с ним произошло, и просил ее немедленно обратиться в редакцию местных «Известий». До провозглашения лозунга «Гласность и перестройка» оставалось больше десяти лет, но все прекрасно знали, что любая несправедливость закрытого учреждения «лечится» только с помощью шума.

На следующий день его привели на допрос к Михаилу Кузьмичу Жавнеровичу. Валерий с ужасом увидел на столе следователя валяющуюся бумажку с нацарапанным вчера текстом.

– Твое вроде бы? – спросил следователь с неизменной добродушной улыбкой на лице. Ковалев по школьной привычке взял записку со стола и положил в карман.

– Пить что-то хочется, не сходишь за водой, там на подоконнике кувшин стоит.

Валерий чуть помедлил, но потом кивнул и направился к выходу. В ту секунду, когда он оказался в коридоре, на него набросились трое из охраны, завели назад в кабинет следователя и начали избивать.

– Это незаконно, я буду жаловаться, – говорил Ковалев по своей привычке все решать публично.

– Почему же незаконно? Милиция имеет право воздействовать на человека при попытке к побегу, – сказал Михаил Кузьмич. – А твой выход в коридор вполне можно счесть за такую попытку.

Кто больше всех кричит, тот обычно и сильнее всего виноват. Это Михаил Кузьмич давно и хорошо усвоил. В конце концов, Янченко неспроста сказал, что насиловал девушку Ковалев, он же и предложил ее убить, да и собака ему принадлежала.

Следователь решил вымотать подозреваемого, заставить его хотеть только одного: поскорее уехать в колонию. Ковалева каждый день приводили в комнату для допросов все более избитым. Он уже хромал, шел по стенке, страдал от мучающей его лихорадки и постоянно заплывшего глаза, из-за которого он стал плохо видеть. Жена бывшего спортсмена все-таки написала жалобы, из-за которых Михаилу Кузьмичу позвонило начальство и стало интересоваться ходом дела.

Это было уже дело принципа. Жавнерович принял вызов и включился в игру со всеми козырями на руках. Ковалев не ломался. Удара боится только тот, кого никогда не били. Молодого спортсмена и чемпиона по боксу Валерия Ковалева били не раз. Высшей меры наказания он тоже не боялся, так как свято верил в то, что «суд разберется». Несмотря на кажущуюся несгибаемость, следователь видел, что неизвестность, изоляция от родных и близких, постоянные побои и отсутствие еды вымотали молодого человека.

– Валерий, я же понимаю, что тебе не нужно было никого убивать и насиловать. Ты красивый парень, ты бы подошел и познакомился, – начал Михаил Кузьмич в очередной из допросов. Ковалев самодовольно улыбнулся, а значит, провокация удалась. – Твои приятели уговорили тебя на это, а теперь еще хотят, чтобы ты в героя играл и все на себя взял, – продолжил следователь.