Валерий Ковалев пробежал глазами написанное на бумаге и поначалу не понял смысла написанного. Он ожидал, что сейчас прочитает постановление о вынесении смертного приговора без суда и следствия, на заднем дворе следственного изолятора. Конечно, такого быть не могло, но и сесть в тюрьму за то, что гулял с собакой, тоже как-то неправдоподобно. В бумаге, которую дал ему следователь, было совсем другое. Ковалеву пришлось прочитать несколько раз справку из женской консультации, в которой говорилось, что его жена на третьем месяце беременности. На глазах у него появились слезы отчаяния, а Жавнерович довольно растянул рот в улыбке. Джекпот.
В следующие несколько недель троих подследственных постоянно возили на место преступления, чтобы те показывали, как они убивали девушку. Николай Янченко на этих выездах постоянно вслушивался в намеки Михаила Кузьмича или кого-то из оперативной группы, чтобы говорить только то, что им нравится. С остальными молодой человек предпочитал не разговаривать, считая, что Ковалев и Пашкевич его предали и подставили под статью, а он сейчас пытается хоть как-то выпутаться. Пашкевич обычно молчал, отойдя в сторону. Если к нему кто-то обращался с вопросом, он коротко говорил:
– Я отказываюсь давать комментарии.
Валерий Ковалев только хмуро кивал, если его спрашивали, подтверждает ли он тот или иной факт.
Суду потребовалось несколько заседаний, для того чтобы вынести приговор подследственным. Все в деле было очевидно: показания свидетелей, наличие двух чистосердечных признаний и абсолютный авторитет следователя Прокуратуры БССР. Николая Янченко пожалели и дали всего два с половиной года за молодость, глупость и дурную компанию. Владимиру Пашкевичу дали двенадцать лет колонии, а Валерию Ковалеву, которого признали виновным не только в убийстве, но и в изнасиловании, дали пятнадцать лет заключения.
В апреле 1976 года Геннадий Михасевич начал работать мастером-наладчиком ремонтной мастерской. Этот совхоз находился вроде бы не так далеко от родной деревни, но места здесь были намного красивее. Рядом протекала большая река, по берегу которой были навешены тарзанки, с которых местные жители любили нырять в воду. Повсюду были поля, на которых пасся скот, да и более или менее крупный город Полоцк был поблизости – всего несколько остановок на рейсовом автобусе.
Михасевичу выделили место в общежитии для рабочих, но еще раз намекнули, что могут поспособствовать и в получении квартиры, если тот найдет себе невесту. Геннадий благодарно улыбнулся, но где искать невесту, он не представлял. Впрочем, белокурая девушка-продавщица в магазине рядом с общежитием показалась ему милой. После нескольких ничего не значащих разговоров с Геннадием девушка сама пригласила его прогуляться по берегу реки. К удивлению Геннадия, общаться с ней было намного проще, чем с однокурсницами из техникума. Это была тихая, скромная белокурая девушка с приятными чертами лица, милой улыбкой и добрым характером. Своей добротой она невольно напомнила ему Лену, воспоминания о которой до сих пор давались ему с трудом.
Они встречались каждый день в течение двух недель. Геннадий обычно заглядывал в магазин после работы и спрашивал, не нужно ли чем-то помочь по хозяйству. Девушка жила в родительском доме. Отец ее давно умер, и вместе, как это обычно бывает, жило три поколения женщин: дочь, мать и бабушка. Естественно, им всегда требовалась помощь во всем. Геннадий привык делать у родителей все, поэтому для него в жизни вроде бы ничего не поменялось.
Спустя пару недель и пару десятков намеков от председателя совхоза Геннадий сделал девушке предложение, а в мае они благополучно расписались и переехали в небольшую квартиру в двухэтажном бараке соседней деревни. У этого жилья можно было бы найти десять тысяч недостатков, но для молодоженов жилье казалось невероятными хоромами, которые, правда, требовалось немного отремонтировать.
Теперь Геннадий по вечерам обустраивал что-то в новом жилье, ремонтировал, переделывал проводку и чинил мебель. Их сексуальная жизнь была далека от того, чего обычно ждут от молодоженов, но вскоре оказалось, что девушка беременна. Узнав об этой новости, Геннадий на несколько дней впал в ступор, но потом все же решил, что это хорошая новость. Он совершенно не представлял, что требуется маленьким детям, но в небольшом двухэтажном бараке было достаточно советчиков и еще больше семей с уже подросшими детьми, которые готовы были поделиться детскими вещами.
Михасевичи казались всем немного странной, нелюдимой, но вполне приличной семьей. Они никогда не приглашали к себе гостей, не имели друзей, да и друг с другом редко разговаривали, но и ничего плохого про них никто бы сказать не мог. Спустя девять месяцев после свадьбы у пары родился ребенок, и здесь Геннадий впервые, наверное, проявил жесткость: он потребовал, чтобы новорожденную назвали самым красивым именем. Он хотел назвать дочку Леной.