Душекрад

Он вспомнил вчерашних головорезов, увязавшихся за ними из пивной, и дальнейшую кровавую развязку. Не хотелось бы нарваться на таких же, а еще меньше хотелось бы нарваться на какого-нибудь жандармского филера. Он уже один раз рискнул, когда показывал Карасю револьвер в «Счастливой Московии».

— И то правда, — Карась вздохнул и почесал в бороде. — Ну, пойдем не в кабак тогда. Совсем в другое место пойдем. Мне как раз зайти по делу надо.

Карась не обманул. Пройдя пару кварталов по душной, пыльной улице, они свернули в небольшой переулок и вышли к церкви — старинной, должно быть, еще до сопряжения построенной, с высокой колокольней и синими маковками куполов.

— Ты подожди пока тут, — сказал Карась, немного смутившись, когда они вошли в пахнувший воском и ладаном притвор. — Мне с отцом Никитой поговорить надо.

Он двинулся дальше, куда-то в сторону алтаря, а Герман остался возле дверей.

Он редко бывал в церкви. В детстве всегда ходил с родителями по праздникам, но после того, как мать умерла, а отец его вышел в отставку, такие походы прекратились. Кажется, сам отец, не веривший в Бога, считал такие походы только служебной необходимостью: нужно было, чтобы тебя на праздник видели в храме и начальство, и подчиненные. Так было заведено.

Герман и сам не был верующим, в его кругу это было нормально. Все сдавали в гимназии Закон Божий, и все по этому поводу отпускали шуточки, от которых батюшка-преподаватель за бы голову схватился. Впрочем, может и не схватился бы: он Карася Герман знал, что в семинарии будущие батюшки отпускали шуточки еще и поциничнее.

Он побродил, разглядывая тусклые иконы и вдыхая сладковатый свечной дым. Карась что-то задерживался, и Герман стал рассматривать убранство храма.

Над входом была фреска, изображавшая последние дни. Слева был изображен Душекрад: с ехидной улыбкой на алых губах он одной рукой срывал со страждущих, поднявших руки в мольбе людей оковы, а другой надевал на них новые. Это символизировало то, что Душекрад по преданию пообещает людям свободу, но будет она ложной.

Герман знал, что в Священном Писании такого персонажа не было — он появился благодаря тем откровениям, что были дарованы Его Величеству во времена Сопряжения. Можно сказать, что император написал свою версию Апокалипсиса, и именно она теперь считалась каноничной, хотя весте с тем всегда подчеркивалось, что Откровению Иоанна Богослова она ни в чем не противоречит, только уточняет туманные прозрения апостола.

Душекрад сперва будет долго жить среди людей, искушая их, обманывая, завлекая в свои сети, сея раздоры и питаясь их душами. А потом сбросит маску и встанет у престола Антихриста. Некоторые нынче думали, что пророчество о Душекраде на самом деле говорит о вампирах: вот уж кто питается людскими душами, да и в манипулировании им нет равных. Говорили даже, что под личиной какого-нибудь вампира он уже и явился. Н этой почве не раз возникали вампирские погромы, но власти, не желавшие новой войны со Шварцландом, эти погромы пресекали.

Наконец, явился Карась, шумно выдохнул, помотал головой, словно усталая лошадь.

— Тьфу, насилу втолковал ему, — проговорил он с досадой. — Я ему говорю, что перфорированные узы надо ритмичным пением лечить, а он говорит: отец мой не так делал. Не все ли равно, как его отец делал, когда тут наука? А, ладно. Ты чего сказать-то пришел?

— Слушай, Карась, а ты бывал в доме Трегубова? — спросил Герман.

— Пару раз, — Карась подозрительно прищурился. — Там квартира… неважно, чья. А что?

— Не ходи туда в ближайшее время. И вообще, я тебя просил повыяснять насчет этой штуки, но пока не надо, и вообще… не говори пока ни с кем из тамошних.

— Плохо все, да? — уточнил Карась спокойным тоном.

— Есть такое, — Герман кивнул и отвел глаза.

— Это из-за войны? — уточнил Карась.

— Какой еще войны?

— А что, у вас в управлении еще не знают? — Карась выпучил глаза. — Ну, дела! А такой войны, что ночью за городом напали на дачу, где отсиживались пятеро из «Черного предела». Те сперва думали, что жандармы, а потом приметили, что это последневольцы. По одному человеку ухлопали с каждой стороны, теперь война между ними, вот так. Последневольцы говорят, что «Черный предел» революцию предал и убивает своих товарищей. Те в ответ говорят, что видели, как девица из «Последней воли» спит с жандармом. Совсем черте что.

Герман покачал головой, делая вид, что он тут совершенно ни при чем.

— В общем, ты, Карась, в это все пока что не суйся, — Герман взял его за плечо, чтобы придать своим словам убедительности.

— Да ну их всех у свиньям! — Карась махнул рукой и смутился, осознав, что воскликнул чуть громче, чем следовало в храме. Службы сейчас не было, но какая-то старуха в черной вдовьей шали взглянула на него неодобрительно.

— Все у них там не слава богу, — зашептал Карась, оглянувшись в ее сторону. — Вот, эту штуку потеряли, твою. Знаешь, кстати, что говорят? Ты только не смейся. Говорят, жандармы ее себе забрали. А? Есть ведь в этом всем что-то забавное, да?