Назад двинулись, когда совсем стемнело, а дождь перестал. К этому времени было решено, что на те сборища, что происходят в доме нужно внедрить агента. Только сперва выяснить, не внедрили ли его уже коллеги, а то может выйти неловко.
Агент послушает, о чем болтают в четвертом нумере — именно туда, согласно показаниям дворника, отправились все замеченные нигилисты — а потом уж самых разговорчивых можно будет брать. Незаконные собрания, чтение запрещенных нигилистических сочинений и прочее — само по себе преступления. Кто не захочет на каторгу, тому придется рассказывать, что он знает о Наде и Фридрихе.
Все это вкратце объяснял Герману шепотом Рождествин, когда они проходили мимо старого деревянного дома, темного и покосившегося. С крыши еще капала вода, из-под ворот тянуло сыростью и нечистотами.
Впереди, в другом конце узкого переулка показался прохожий. Даже не один, двое. Сперва ничего подозрительного в них не было — тянется кто-нибудь домой из кабака или с поздней работы, но оглянувшись украдкой, Герман заметил какое-то движение и в противоположном конце переулка.
— Тоже приметили? — шепнул Рождествин. — Дело скверное. Чуть замедлите шаг. А как только я скажу «Ап!», кидайтесь влево, к крыльцу, спрячьтесь за ним.
— Да что я вам, барышня, что ли… — возмутился, было, Герман. У него был с собой револьвер — не магический, а обычный, служебный. Он считал, что вполне сможет за себя постоять.
— Делайте, что сказал, — отрезал эльф. — Я старше по званию.
— А ну-ка, скубенты, выворачивайте-ка карманы! — проговорил один секунду спустя один из тех, что шли впереди, хриплым голосом, и в руке у него блеснул в лунном свете нож.
— Нечего с нас брать, товарищи, — произнес эльф, причем голос его принял жалостливую блеющую интонацию.
— Гусь свинье не товарищ, — отрезал скомканный. — А тебя, гнида, я и просто так пришью, без хабара. Вас, легавых, я на полметра под землей вижу. Какого хера вы в нашей пивняческой третесь, а⁈
— Мы совсем не про вашу душу… — начал, было, Герман, но его остановил Рождествин, дернув за рукав. Впрочем, было уже поздно.
— А, значит, и правда, легавые, — удовлетворенно ухмыльнулся скомканный. — А ты, Пыса, еще говорил, что нет, настоящие скубенты. А я ж видал, что у них бумажки какие-то.
— Это лекции… — проговорил эльф.
— Я те щас такую лекцию прочту, что зараз профессором сделаешься, — произнес хриплый, сплюнул на пол и сделал пару шагов в их сторону, выставив нож перед собой.
— Ну, что вы, что вы… — залепетал эльф весьма натурально, — мы сейчас, мы все карманы, сейчас…
Хриплый приблизился еще немного, оказавшись уже шагах в трех от них. А вот то, что произошло в следующую секунду, Герман смог заметить не в полной мере.
Поручик, делавший вид, что лезет во внутренний карман поношенного студенческого мундирчика, выкрикнул громко: «Ап!», снова сверкнула сталь, да еще и полоса ее была куда длиннее, чем у хриплого. До Германа, машинально бросившегося в сторону, не сразу дошло, что поручик каким-то совершенно неведомым образом умудрился спрятать под одеждой нечто вроде кавалерийской шашки, только немного укороченной. Раздался свист, затем отчаянный крик и что-то звякнуло — это на мостовую упал нож нападавшего. Вместе с кистью его руки.
Злоумышленник бухнулся на мостовую и завыл от боли, товарищ его, что был за его спиной, бросился вперед, однако увидев перед собой острие шашки, попятился.
— На колени! — рявкнул подпоручик совершенно отчаянным, командным голосом — куда только девались давешние жалостливые нотки. Противник его затравленно огляделся, кажется, раздумывал, не бухнуться ли на колени в самом деле, но затем передумал и бросился бежать во тьму.
В следующую секунду сзади оглушительно хлопнуло, прямо возле головы эльфа вжикнула пуля, а Герман, успевший достать свой револьвер, трижды выстрелил в сторону, где виднелось облачко порохового дыма. Там кто-то вскрикнул и что-то ударилось о крыльцо. Герман, пригибаясь, побежал туда, но нашел лишь небольшую лужицу крови и брошенный револьвер — преступник скрылся.
Когда он вернулся, то хриплого нашел уже связанным и с туго перетянутой жгутом култей.
— Пойдемте живо, помогите его поднять, — сказал Рождествин. В запачканном кровью мундире и с шашкой он выглядел весьма живописно. Охотно верилось, что он служил в кавалерии.
Они подняли хриплого на ноги и тот издал совершенно чудовищную смесь проклятий, включавшую в себя все мыслимые формы противоестественных сношений.
— Ничего, ничего, парень, — прошипел поручик. — Сейчас жандармский медик с тобой разберется, кровь остановит, а потом другие чины за тебя примутся. Посмотрим, откуда ты такой взялся на нашу голову.
— Слушай, сегодня у меня разговор совсем не для трактира, — проговорил Герман, когда обрадованный его визитом Карасев вновь схватил его за руку и потянул, было, в то же заведение. — Что хочешь со мной делай, в трактир не пойду.