Души

Теперь в отношении Гришиного рассказа, будто бы он был тогда этой маленькой скотинкой, блохом или как там его, – это как раз очень правильная метафора. Гриша и вправду кровосос, он пьет кровь, мою кровь. У меня и крови-то почти не осталось. Когда родился, он сильно так сосал, сосал из меня молоко. Такой был голодный младенец. Но красивый, очень красивый. И не выглядел младенцем, выглядел взрослым: глаза большие, губы толстые и много волос. Это как раз сейчас, когда ему почти сорок, он стал выглядеть как младенец, с этой своей лысиной.

Знаете что? Пока Гриша не вернулся, я вам еще кое-что расскажу, что тогда случилось. Только принесу Гришину записку, я ее сохранила. Одну минутку.

Я ее нашла в кармане его брюк, когда занималась стиркой. Прочитала и ничего не поняла. А через несколько дней пошла в поликлинику, и там со мной разговорился один господин, немолодой, но очень приятный. Знаете, как это бывает, люди сидят в очереди к врачу и говорят о чем-нибудь. Рассказала ему, что я из Москвы, о том о сем, пока разговор не дошел до моего сына, и я показала ему найденную записку. Спросила, может ли он мне объяснить, что здесь написано, потому что иврит у меня не ахти какой. Он сказал: “Ты не понимаешь, потому что это не иврит, это мамэ-лошн”. Я спросила, что это, и он перевел: мамин язык, но моя-то мама на этом языке не говорила. Короче, это вообще не иврит, а идиш. Вот я вам перепишу тут и оригинал, и перевод того господина из поликлиники:

Алэ́йн из ди нешо́мэ рейн.
Душа чиста, когда она одна.

Мне показалось, что это очень красиво сказано, но смысла я до конца так и не поняла. Подумала, может, Гриша желает остаться одиноким, потому что только так он чувствует себя чистым. Потом мне пришло в голову, что, может быть, это со мной он ощущает себя нечистым. Одно я точно знаю: ничего хорошего нет, когда душа одинока. Об этой записке я с ним никогда не заговаривала. Негоже вечно заниматься душами и всякими такими вещами. Кто все время думает о смерти, у того не остается времени на жизнь. Потому-то меня и злило поначалу, что вы читаете эту книгу. Не хотелось, чтобы вы еще глубже заталкивали его во все эти мысли. Теперь я уже привыкла к тому, что вы здесь. Даже спасибо вам скажу, потому что, в конце концов, вы читаете и мою историю. Я всего этого никогда никому не рассказывала. Не люблю, как бы это сказать, вываливать короб со своими проблемами на чью-то голову.

После того Дня Катастрофы, когда Грише сломали руку, он проходил с гипсом целый месяц. И больше не хотел покупать ботинки, с тех пор только в домашних тапочках ходил. Да и на улицу не слишком-то хотел выходить. Прошло, наверно, полтора года, а может, и два, пока он по-настоящему выбрался из дома. Тело у него стало белое-белое, потому что он и солнца-то никогда не видел. Я тогда думала, ничего страшного, чего ему там искать-то, снаружи, – как под автобус попасть, в море утонуть, снова под удары подставиться? Лучше уж пусть дома сидит, в тишине и покое, людей не пугает, знай в компьютере фильмы смотрит. Хотя он никогда не досматривает фильм до конца. Либо заснет, либо разозлится и выключит. Детективы он не любит. Триллеры не любит. Смотрит в основном романтические картины. Но без постельных сцен. Когда слишком много секса, сразу выключает. И даже злится. Вот такой он.

Неделю назад пришел в гостиную, зажигалку искал. Протягиваю ему зажигалку, он пытается, пытается закурить, а она не работает. Вдруг он швыряет в меня пепельницу. Я уже привыкла к этим его скандалам. Говорит мне, чтоб сходила, купила зажигалку. Я пошла, а что, у меня есть выбор? Возвращаюсь, а Гриша на полу, с такой пеной на губах. Я испугалась, что это эпилепсия. Попыталась его поднять – какое там, тяжелый. Этот мальчик, говорю вам, через что только я с ним не прошла. Под конец, когда он затих и снова задышал, я дала ему воды, вытерла лицо. Спрашиваю: “Ты как, в порядке?” Да, говорит, в порядке. Что случилось? Не знает. И так я сидела на полу и держала его, пока он не заснул у меня на руках. Как младенец.

Это все произошло ровно неделю назад. А когда он проснулся, все так же у меня на руках, даже доброе утро не сказал, сразу пошел к компьютеру в своей комнате и начал писать все то, что вы тут прочитали, в этой книге. И все это написал за одну неделю. Феномен. А сегодня ничего не писал. Проспал до часу дня, потом бесконечно лежал в ванне, курил у большого окна в гостиной и только после этого отправился к Абулафии купить лепешку с затаром. Несколько часов назад это было. А сейчас уже девять вечера. На улице непроглядная темень. Сколько времени нужно, чтобы съесть лепешку и вернуться домой?