Души

Гриша описал способ, как проверить, чувствуем ли мы свое “я”, переродившееся в очередном воплощении, – ну что человек может щекотать себя и смеяться от щекотки. Вот я и проверила – пощекотала себя под мышкой. Скажете, что я дура, но это заставило меня рассмеяться. Просто зайтись от смеха. Может, и не от самой щекотки, а оттого что я вообще это делаю, может, меня именно это рассмешило. А может, я смеялась, лишь бы не плакать, не знаю.

Наша соседка Ранин говорит: ты красивая женщина, почему бы тебе снова не выйти замуж? А узнав, что я не еврейка, хотела познакомить меня с арабом-христианином. А мне все равно, еврей, или христианин, или мусульманин, или вообще кто из какого-нибудь мультика, – второй раз я себе кольцо на палец не надену. У меня есть Гриша, мальчик, которому четыреста лет и который ведет себя как четырехлетка, вот и хватит с меня.

Кто позаботится о Грише, если не я? Только я. Только я. Только я. Если бы нужно было дать титры о Гришиной жизни, как в фильме, то написали бы: автор сценария – мама, декорации – мама, продюсер – мама, и даже Гришу, героя фильма, мама сотворила. Не Бог. Мама.

Ладно, я тут, как всегда, морочу вам голову, а Гриша тем временем собрался куда-то пойти. Я только дам ему денег и сразу обратно – почитать, что он еще написал. Если и вы хотите читать дальше, то почему бы и нет, только, пожалуйста, читайте тихо, чтобы он не заподозрил, что тут кто-то есть, потому что когда Гриша видит, что у него есть внимательная публика, все у него выходит грандиозным и экстравагантным, а это ни к чему.

Flohleben [110]

Дахау,

Германия

1942 год

Аплодисменты Гретхен, танцовщице-попрыгунье! Прежде чем мы перейдем к заключительному номеру, попрошу всех бросить в платок пожертвования на наш маленький цирк. Поройтесь в карманах, поскребите по душам, мы принимаем всё: хлебные крошки, картофельные очистки или даже горячий яблочный штрудель с schlagsahne![111]

А теперь – звезда, которую вы так жаждали увидеть. В отличие от своих предшественников, она не тащит за собой кареты, не ходит по канату, не бегает иноходью и не играет на скрипке, нет, нет, нет, она не прикована ни к какому приспособлению или устройству, она – вольная душа! Да, она сосет мою кровь, но она же и доставляет мне наслаждение. Она способна подпрыгнуть на высоту в триста своих ростов, но не беспокойтесь, она всегда возвращается. Ах, если бы я только умел прыгать, как она, я бы легко перескочил через любую ограду, через любые ворота, да что я говорю – ворота, ограду… Я бы одним скачком перемахнул через Рейхстаг, вот так, оп, оп, оп, оп! Damen und Herren[112], евреи и еврейки, – внимание! Кто моргнет – тот все пропустит. Принимайте самую большую в мире блоху, принимайте… Голиа-афа!

Айн-цвай-драй… Оп!
   Голиаф… Оп!
     Я сказал оп…
       Ну, гутен морген…
            Опля!
                Опля!
                     Опсале!

Может, он голоден… Это займет всего минутку, друзья, подходите ближе, тоже занятное зрелище, какое не каждый день увидишь. Вот, я сажаю его себе на руку, и он сосет мою кровь, по капелькам, пусть их и немного осталось. Как грудничок, а?

Ну, что это, Голиаф, позоришь папочку? Ты не голоден? Может, тут не так вкусно, да, привкус номера… Прошу прощения, господа. Мы тотчас продолжим.

Голиаф, оп!

           Оп!
Оп!
           Оп!
Оп!
           Оп!

Каков подлец!

Ты так нам всю репутацию загубишь! Желаете снова полюбоваться на Гретхен? Нет?

Некрасиво смеяться, господа, это же не собака. Посмотрел бы я на вас, как бы вы его дрессировали! Голиаф… умоляю тебя… ради меня… Вот оно, я же говорил, что он просто прикидывается. Готовы?

О            п!

Каков прыжок! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Вон он там!

Кто врет? Пардон?! Я в жизни не лгал! Он прыгнул!

Так вы это пропустили, сударь. И вы тоже, сударыня! Вы все моргнули, другого объяснения у меня нет.

Что?!.. С какой стати сдох?! Вы, видно, сроду не видали дохлую блоху.

Он жив! Вот…

Оп…

Думаете, куда вы идете? К конкурентам? В театр? На концерт? На бал? У вас поезд уходит? Кастрюли на плите выкипают?

Ну, и идите…
          Идите…
                  Идите…

Чтоб вам пусто было! Вот так вот… оп!

Что за мир?.. Оп!

На нас потоп надвигается, а ковчега-то и нет… Оп!

Больше уж нет “каждой твари по паре”, теперь все мокнут поодиночке…

Оп!

Пресвятой, да будешь Ты благословен, сделай так, чтоб он подпрыгнул.

Оп!

Все ушли уже. Ради меня. Пусть подпрыгнет.

Оп!

Если Ты существуешь, дай же знак.

Оп!

Оп!

Оп!

Оп!

Оп!

Здесь…

Здесь я хочу остановиться и частным образом попросить прощения у всех, кто пережил Холокост. Простите, простите и еще раз простите. Это так вульгарно – то, что Гриша тут написал. Так не поступают с людьми, которых постигла настоящая катастрофа. Что это?! Блошиный цирк… или как там называют этих мерзких тварей. Надеюсь, вы не обиделись, ведь вы уже так давно здесь, в книге.