Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

В тот же вечер после одиннадцати в моей квартире раздался телефонный звонок. Трубку в доме обычно снимала я. Когда услышала родной голос, сердце затрепетало от радости и волнения. Я была абсолютно уверена, что Вовка позвонит мне, постоянно ждала.

Володя просил у меня прощения за то, что все так получилось, за то, что оставил меня одну. За все, что не успел сделать. Слова любви и надежды на встречу. Море нежности.

– Малыш, я буду бороться ради нас с тобой! Сделаю все, что в моих силах! Я уже делаю что могу. Видишь, звоню тебе, хотя здесь это почти невозможно. Буду иногда звонить и дальше. Кстати, у меня появилась еще одна возможность.

С восьми до десяти вечера, два раза в неделю, я работаю в мастерской на четвертом этаже здания тюрьмы. Окно выходит на трамвайные линии перед входом в здание. Я буду писать тебе письма, свертывать их и всовывать в специальную трубочку, а затем сильно выдувать так, чтобы письмо приземлилось на улице. Приедешь подобрать? Так у тебя будут постоянные вести от меня!

Мы договорились о том, что в определенные дни я буду вечером приходить на указанное место. Как только он увидит меня в окно, то выбросит записку.

Так в моей жизни начался новый и необычный этап. Я жила мыслями только о Вовке и о его письмах. После занятий, в восемь вечера, была на трамвайных путях перед «Крестами». Напротив единственного освещенного окна на четвертом этаже.

Система сработала безотказно. Тень в окне, затем свист. В полумраке я почти не видела, но слышала, как каждый раз что-то приземлялось на рельсы, отскакивало от них. Тогда я бежала поднимать узко скрученную записку. Иногда Володе удавалось выбросить две-три – одну за другой. Но я всегда оставалась ждать примерно два часа, наблюдая за окном, так как не знала, сколько записок он сможет выдуть.

Вначале все было достаточно просто. Но с октября дни укоротились, вечер опускался рано, видимость резко снизилась. В восемь вечера было уже совсем темно. Стало все труднее в темноте различать записки на рельсах. Тусклые фонари не давали много света. Из-за плохой видимости я как-то даже чуть не попала под подъезжающий трамвай, разыскивая упавшую записку. Завизжал гудок, я едва успела отскочить.

Наступила зима, и с приходом холода и снега все стало еще сложнее.

Пространство перед тюрьмой было завалено сугробами, которые почти не расчищались. Но я приезжала точно по установленному нами графику, не пропуская ни одного дня. Знала, что это было необходимо Володе – для него это была большая поддержка. И это тоже было необходимо мне.

Однажды произошел очень странный случай, который напугал меня и перебил ритм нашей связи.

В тот вечер я, как обычно, стояла перед окном, ожидая, когда Вовка «высвистит» записку. На улице было темно, сыро и сумрачно. Трамвайные пути перед зданием тюрьмы были так плохо освещены, что приходилось постоянно напрягать глаза.

Вовка выбросил одну записку, я подобрала ее. Не знала, будут ли другие, поэтому решила на всякий случай подождать до десяти вечера, а затем уходить.

Но примерно в половине десятого дверь тюремного здания открылась и оттуда вышли двое мужчин в черных пальто.

Сработала интуиция – я почувствовала опасность. Мужчины не могли не видеть меня – я была единственной в том пустынном месте. Мгновенно развернувшись, пошла по маленькой улочке, в противоположную от тюрьмы сторону. Как будто я случайно оказалась в этом месте – просто проходила мимо. Но зря понадеялась на их наивность – наивной оказалась именно я. Уже через минуту с растущей тревогой осознала, что мужчины идут прямо за мной и расстояние постепенно сокращается. Это не могло быть простым совпадением – стало очевидно, что они вот-вот нагонят меня, задержат и, скорее всего, отведут в отделение милиции.

Я очень испугалась. Представила себе, что будет с моими родителями, когда они узнают о моих «прогулках» перед тюрьмой. Да и из университета наверняка отчислят. Несколько лет учебы впустую!

Недолго думая я бросилась бежать. И сразу же убедилась, что мои опасения были не напрасны – мужчины бежали за мной! Они действительно преследовали меня!

Я чувствовала, как сильно колотилось мое сердце, пытаясь выпрыгнуть из груди. Возникло острое мучительное ощущение, что меня вот-вот схватят. Но вот тут мне и пригодились мои длинные ноги. Я перевела дух, собралась с силами и резко рванулась вперед. Мужчинам не удавалось догнать меня, как они ни старались.

А у меня как будто открылось второе дыхание, как у спринтера. Но куда я бежала, совершенно не представляла себе – совсем не знала этого района.

Расстояние между нами увеличилось. Вскоре я начала «выдыхаться» – воздуха больше не хватало, усталость цепко овладевала мной. В конце длинной улицы увидев двор-колодец, которыми так богат Ленинград, я влетела в него, надеясь, что мои преследователи не заметят этого. Спряталась в одном из четырех подъездов. Он был сырым и неприятно пахнущим. Поднялась на самый верхний этаж, решив переждать, наблюдая из лестничного окна за двором. Двор был пуст и лишь только покрыт свежим снегом, с моими следами посередине.