Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Я не ответила, у меня беззвучно лились слезы. Мимо ходили люди, рассматривали меня, но мне было все равно – я была в тот момент далеко.

Судья дважды выходила из дверей. Меряя меня холодным безучастным взглядом, она проходила мимо без слов.

Сколько часов я так просидела, не помню. Помню только, что рабочий день кончался, суд должен был закрываться.

Внезапно дверь приоткрылась. На пороге стояла судья и пристально смотрела на меня. Мне показалось, что что-то смягчилось в ее глазах.

– Зайдите ко мне!

Я встала перед ее столом. Она что-то писала на листке.

– Как ваша фамилия? Вот разрешение. Я пишу, что вы являетесь его женой, фактически. Не забудьте на свидание паспорт.

Я не верила своим глазам, свершилось еще одно Чудо!

Судья признала меня Володиной женой! И хотя я понимала, что это лишь формальность, лишь маленький подарок, который судья, растопленная моими горячими слезами, решила сделать мне, для меня он был огромным! Эта неказистая бумажка открывала мне дверь к Вовке!

Поблагодарив судью, вне себя от радости, я поехала к Маше. Мы символично отпраздновали это маленькое-большое событие и с энтузиазмом обсудили детали нашей будущей поездки.

На деле она оказалось длинной и изнурительной, с пересадками и ожиданиями на морозе. Стояла холодная суровая зима. Но когда мы, наконец, увидели Вовку в сером угрюмом тюремном здании – наголо бритого, с непривычно большой головой, но такого родного, веселого, с его привычными шуточками, усталость как рукой сняло. Нашей общей радости не было конца.

Два часа в холодной казенной комнате прошли очень быстро. Мы были настолько счастливы от встречи, что были не способны разговаривать нормально – обрывками перескакивая с одного на другое. А затем уже никак не могли остановиться, наговориться.

Прощание было трудным. Втроем не смогли удержаться от слез.

По приезде домой у нас с Вовкой началась переписка уже «нормальными» письмами, по почте. Я получала их от него почти каждый день – неповторимо нежные письма. А также поздравительные открытки, рисунки, забавные истории и анекдоты, вырезанные из журналов «Крокодил» и «Огонек». Он почему-то начал шутливо называть меня «Пани». А к моему дню рождения прислал мне почтой большой портрет, нарисованный с моей фотографии, которую я ему до этого посылала. Он и сегодня по-прежнему висит в моей спальне.

Володя писал также и моим родителям. Поздравлял с праздниками и просил прощения за то, что принес всем нам «неприятности». Папа очень доброжелательно отвечал ему, всячески поддерживал, желал терпения и сил, чтобы правильно «начать новую жизнь». Но до «новой» жизни было еще далеко, слишком далеко.

Мне позвонила Маша, попросила приехать: «Нужно поговорить».

– Нина, я подробно рассказала адвокату о ваших с Вовкой отношениях.

Он потрясен. Сказал, что такая любовь теперь бывает крайне редко. Объяснил мне, что ты могла бы видеться с ним раз или два раза в год, оставаться у него с ночевкой на два дня, если распишешься с ним в колонии. В этом случае ты приезжала бы официально, как законная жена. Вопрос в том, согласна ты или нет. Подумай, так как условия там, сама понимаешь, не очень…

Я ответила, что подумаю. Весь вечер представляла себе новую встречу с Вовкой. Два дня – это 48 часов, 2880 минут. Вдвоем, наедине, «…только ты и я…»

Ни о чем другом я не задумывалась – важно лишь это одно.

Что и как будет конкретно, я себе не представляла, не могла представить. Но главным было то, что я смогла бы снова увидеть того, кого считала своей «половинкой».

На следующий день я позвонила Маше, сказала ей, что согласна. Спросила, что мне нужно для этого сделать.

– Адвокат объяснит. Запиши телефон, позвони ему сама.

Не теряя времени, я позвонила адвокату, подтвердила ему свое согласие. Он внимательно выслушал меня и ответил, что обязан рассказать мне обо всех «неудобствах». Что «сказкой» это бракосочетание не будет – лишь регистрация в обшарпанном казенном помещении, без какой-либо свадьбы. А брачная ночь пройдет в грязной комнатушке.

Я слушала и понимала, осознавала. Но настолько тосковала по Володе, что была согласна даже на это. А у адвоката, казалось, оставались сомнения.

– Хорошо обдумайте все. Даю вам неделю. Нужно ли вам это только ради того, чтобы изредка видеться – два дня в году? Хорошо подумайте. Но если вы все-таки решитесь, то перезвоните мне. Я все же позволю себе дать вам совет: поговорите с родителями, заручитесь хотя бы их поддержкой.

Для меня это был слишком тяжелый вопрос. Я прекрасно знала, что родители никогда не одобрят моего шага. Стояла на распутье: сделать это тайком, лишь только для того, чтобы хоть иногда видеться с Вовкой, или все же поставить родителей в известность? Замужество – это ведь серьезное событие.

Во мне шла борьба – сказать или не сказать? Ведь все равно родители когда-нибудь узнают, и будет страшный скандал. Может, лучше их подготовить?