О! ответственность. Если твой жизненный результат тебя устраивает — то в зеркале тот, кого стоит похвалить. А если не устраивает — то в зеркале тот, кого стоит винить. И, кстати, там же тот, кому все исправлять.
Операция дочери прошла успешно. Муж приезжал к нам в больницу каждый день, обуючивал больничную палату, привозил нам фрукты и деликатесы, хотя во всем этом не было необходимости. Он как мог участвовал в спасении дочери, я это понимала. Поэтому говорила: «Конечно, приезжай. Спасибо за подушки. Да, привези ягод».
Наконец мы вернулись домой. У дочери на ушках теперь специальные процессоры, она слышит. Началась реабилитация по возвращению речевой деятельности. Я была очень рада, что все позади. «Вот теперь заживем!» — думала я.
Первую неделю после операции я пролежала, впечатав лицо в подушку. Из меня выходили страх и усталость. Рядом лежал муж в таком же состоянии.
Через неделю я вскочила, обновленная. Мне захотелось бежать в разные стороны, чтобы нагнать все упущенное за время болезни время.
— Вставай! — сказала я мужу. — Хватит валяться.
Но он не встал, он был подавлен, будто выключен из розетки. Ничего не хотел.
— Я еще полежу, — сказал он.
Я была удивлена, присматривалась к нему. Никак не могла подобрать слово, чтобы охарактеризовать его состояние. Я убегала по делам, возвращалась веселая, с цветами и эмоциями. Миша встречал меня потухший.
— Как прошел твой день? — спрашивала я.
Он пожимал плечами. Ничего не отвечал и ничего не спрашивал в ответ. А раньше его всегда интересовало, как прошел мой день. Я начинала рассказывать сама, не дожидаясь вопроса. Как бы хвасталась ему тем, как хорошо мне там, в большом мире. Не то что тут, с ним.
Миша еще глубже прятался в свою раковину. Он был разрушен, хотел тишины и покоя. Он перестал играть с детьми, перестал смеяться, шутить. Вот и глагол-символ его новой жизни — «перестал».
Я сходила с ума от бессилия. Надо же что-то делать, как-то спасать. Я же обещала тогда, 15 лет назад, что и в горе, и в радости.
— Как твой экзамен? — спрашивала я вечером. Миша хотел получить МВА.
— Никак. Вопросы идиотские, тесты придирчивые, не на реальное знание, а на доскональный зубреж формул.
Я понимала: он не подготовился и не сдал.
— Как твои проекты?
— Никак. Там все тупят.
Я понимала: Миша выпал из процесса, остался за скобками, а никто из команды не стал замедляться и входить в его положение.
— Как ремонт?
— Никак. Полная хрень. Все из-за этой бригады.
— То есть не из-за того, что ты запустил этот процесс, перестал его контролировать, пустил на самотек?
Кто подменил мне мужа? Кто этот человек, который не в силах взять ответственность? Что с ним? Что это за состояние? Депрессия? Надолго ли она?
Я гуглю. Узнаю, что в 80 % случаев человек, погружаясь в депрессию, теряет семью, потому что со стороны депрессия выглядит как тунеядство. Лежит человек — бездельник. Что делать с бездельниками? Бездельников нужно осуждать, от них нужно уходить. А что же еще? Семья немножко терпит — и разбегается. Мол, нет, это невозможно. Или вставай — или прощай. Я решила бороться.
Но как? Я сказала мужу: иди к врачу. Он сказал: разберусь. Я сказала мужу: пей таблетки. Он сказал: разберусь. Нельзя вылечить человека, если он не считает, что болен. То есть считает, конечно, он же не идиот, но уверен, что справится сам.
Он лежал. Время шло. Я смотрела в зеркало. Из зеркала на меня смотрела несчастная женщина, у которой вянут лучшие годы. Мне хотелось парить в небе, а мой партнер тянул меня вниз, отнимал силы и вдохновение.
Надо уходить. Ведь эти потерянные полгода — это моя ответственность. Я потеряла их с собственного согласия. Миша сам меня этому научил. Жить нужно ярко, весело, вприпрыжку, а не вот так брести уныло, неуверенно, без энергии. Ясно, надо разводиться, пополнять статистику. Я же сильная, я справлюсь. Вытяну двоих детей одна.
Решение принято. Я готовилась к разговору с сыном, подбирала слова. Думала, как рассказать о грядущем разводе так, чтобы не травмировать ребенка. Дочка еще совсем мала, она ничего не поймет. Однажды я разбирала вещи и нашла ракушки. Мы давно привезли их с моря.
— Если приложить ракушку к уху, можно услышать шум моря, — сказала я и протянула по ракушке мужу и сыну.
Дочке не протянула. Она, конечно, теперь хорошо слышит, но не настолько, чтобы расслышать море.
— Знаешь, а ведь если бы я тогда не затянул с ремонтом, мы переехали бы в июле и с ней бы этого не случилось, — вдруг сказал Миша.
Я резко обернулась и посмотрела на мужа. Я вдруг поняла, что с ним. Мне с моей проницательностью потребовалось полгода, чтобы понять. Он просто надорвался. Ответственность за ситуацию с дочкой он по привычке взвалил на себя. Держал ее, неподъемную плиту, над головой. А она оказалась тяжелее, чем он рассчитывал. И она рухнула на него, эта плита, и придавила.