Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада

А тем временем политические события в Париже пошли вразнос. 21 января на эшафот отправили Людовика XVI, а потом и Англии объявили войну. Английский флот у берегов Корсики – это не шутка, следовало решать местную ситуацию незамедлительно. И Саличетти в своих речах в Конвенте начал открыто предупреждать об опасности правления Паоли, утверждая, что старые симпатии последнего к англичанам не приведут ни к чему хорошему. И так как все обвинение Паоли отвергал и в Париж на встречу с делегатами ехать категорически отказывался, ссылаясь на возраст и здоровье, то было принято решение отправить на остров трех комиссаров: Дельше, Лакомба Сен-Мишеля и, конечно, Саличетти, чтобы окончательно разобраться в ситуации и попытаться все-таки ее мирно урегулировать. Кристоф хотел начать персональные переговоры с Паоли, попытаться уговорить его расстаться с Поццо ди Борго и Перальди, как-нибудь вбить между ними клин. Ну а потом потихоньку склонить генерала отойти от дел – уйти на пенсию с почетом (как бы сказали теперь). А корсиканцев комиссары надеялись призвать к совместной борьбе с ополчившейся на Францию Европой (для островитян – с Англией). Причем обязательно и от имени Паоли.

Под предлогом семейных дел он один приехал в Корте и достаточно мирно начал обсуждать с отцом народа сложившуюся ситуацию. Даже почти уговорил его спуститься вместе до Бастии, где предложения и обещания могли подтвердить все комиссары. Кто знает, что бы из этого получилось: ни Саличетти, ни генерал не хотели открытого обострения, но вдруг как гром среди ясного неба пришло предписание от правительства – никаких переговоров, немедленно арестовать Паоли и Поццо ди Борго, сместить со всех занимаемых постов и доставить в Париж по обвинению в измене. Это была непростительная глупость, глупое объявление войны всему острову.

И, естественно, весть об этом приказе вызвала взрыв негодования корсиканцев. В их глазах ореол Паоли, конечно, значительно ослаб, но он по-прежнему оставался неприкасаемый «свой» для посторонних. Даже Наполеоне посчитал нужным и необходимым выступить в Патриотическом клубе в Аяччо в его защиту. Но теперь ни слова, ни речи не могли ничего изменить, руки корсиканцев уже потянулись к оружию; начиналась война.

Вы, конечно, знаете, что послужило поводом для принятия Конвентом такого сурового решения, приведшего к срыву всех попыток Саличетти договориться мирно и ускорившего развязку корсиканского кризиса. Это выяснилось довольно скоро (полиция Паоли перехватила письмо восемнадцатилетнего Люсьена Буонапарте, с гордостью извещающего домашних, какой он герой). Это его выступление в Якобинском клубе, в котором он горячо и небеспочвенно разоблачил Паоли как предателя Республики, взорвало ситуацию. Тулонский клуб переправил донесение в Конвент, а тот, находясь, по-видимому, под впечатлением ошеломляющего известия о предательстве командующего армией Шарля Франсуа Дюмурье (в апреле 1793 г. бежал к австрийцам, а перед этим попытался повести свою армию на Париж – восстанавливать королевскую власть), не замедлив, решил принять немедленные карательные меры против новых предателей.

(Как потом выяснилось, Наполеоне был совершенно не в курсе намерений брата, а тот, разозленный тем, что все его планы уехать в Константинополь секретарем посланника, проживающего у них щеголеватого комиссара бывшего маркиза де Семонвиля, рухнули, заподозрил в этом козни Паоли, вспомнил, как тот и от его услуг отказался, и возжелал мести. После чего и пустил в ход все свое красноречие, да еще и письмо об этом домой сдуру написал, закончив его фразой: «Это я нанес смертельный удар по нашим врагам!»)

Оно немедленно было предано гласности, и ярость паолистов обрушилась против клана Буонапарте. Паоли, обозвав Люсьена гаденышем, провозгласил войну за независимость и немедленно вступил в секретные переговоры с Англией. Вся Корсика почти мгновенно была охвачена огнем мятежа.

Открывшаяся в конце мая в Корте Консульта – собрание под председательством Карло Поццо ди Борго – заявила о полной верности Паоли в его борьбе против тиранической фракции Конвента, стремящейся поработить корсиканский народ и продать его генуэзцам. Тогда же братья Буонапарти, как и братья Арена, были исключены из корсиканской нации: последние как гнусные выкормыши Марбефа. Их предали общественному проклятию, и за ними была начата охота. Жозеф на свое счастье находился в Бастии, а вот Наполеоне пришлось несладко, добираясь туда же из Аяччо.

(Конкретно этому эпизоду его жизни посвящен не один приключенческий сериал, у разных авторов представленный более или менее круто. Начал Стендаль, а потом биографов понесло. Масло в огонь подлил потом и сам Наполеон. Всех обманул, перехитрил и победил. В общем, Джеймс Бонд должен курить в сторонке.) А самое главное – добрался до Бастии, то есть до Саличетти.