И он хладнокровно пришел к выводу, что надо рискнуть, лично для него это может стать интересно. Но поставил обязательное условие: чтобы ему никто не мешал командовать. Баррас согласился на все. А потом Наполеон произнес фразу, которая оказалась пророческой: «Я вложу шпагу в ножны только тогда, когда все будет кончено». На нее никто не обратил внимание, и он тут же был назначен вторым (после Барраса) командующим. В армии Конвента его никто не знал. Первое впечатление от появления нового «главнокомандующего» не могло впечатлить никого. Интересны воспоминания о нем от одного из «запасных» генералов Тьебо: «Беспорядок в одежде, длинные висящие волосы. Ветхость всего жалкого убора. Но он начал действовать и вскоре изумил всех ясностью, краткостью и быстротой своих распоряжений, в высшей степени повелительных. Был вездесущ, предложенная им диспозиция сначала поразила, а потом восхитила. В течение пяти ночных часов он все приводит в порядок, хаоса и обреченности больше нет».
Прекратил братание солдат и волонтеров «батальона патриотов 1789 г.», состоявшего из вчерашних изгоев, которых набралось около 2 тысяч. (По их желанию, его возглавил генерал Беррюйе. Интересно, что бы защитники без них делали?) По его распоряжению, даже делегатам Конвента пришлось взять в руки оружие. Но это все было не главное. У него уже был свой план действий, основанный на применении артиллерии. Первое, что он спросил: «А где она?» А артиллерии у них не было вообще. Она вся находилась в Саблонском лагере, и кто сейчас владеет этими пушками, было никому не известно. Он немедленно отправил за ними начальника отряда кавалерии Мюрата (а заодно с ним и познакомился). Тот, получив конкретный приказ («Взять 200 кавалеристов и максимально быстро доставить сюда пушки из Саблона. Если будут мешать – рубить всех!»), думаю, вздохнул с облегчением – первый раз за последние дни, наконец, с ним говорил истинный командир. И с этого момента стал человеком Наполеона.
Успели они в последний момент: мятежники уже крутились вокруг орудий, но у них не нашлось своего Бонапарта. Уже на рассвете Мюрат доставил 40 артиллерийских орудий, и Наполеон их расставил, как посчитал нужным. Их появление полностью меняло возможное соотношение сил, и теперь он был уверен в успехе. На ограниченном и простреливаемом пространстве даже десятикратный перевес в живой силе не имел значения (а как выяснилось потом, никакого перевеса не было вообще, бездарная организация мятежа привела к тому, что многие секции предпочли в нем не участвовать; цифры Баррас раздул потом, а историки их подхватили).
Когда к 3-4 часам дня первые отряды мятежников двинулись к Тюильри, вместо выстрелов из ружей их встретил залп орудий. Это было шоком. Еще более впечатляющим стал расстрел их резерва у церкви Сен-Рок. В упор картечью из 6 орудий, три справа, три слева. Несколько залпов – и все, на этом мятеж был практически подавлен.
Конечно, засевшие в укрытиях отряды (например, в церкви Сен-Рок) пришлось выбивать штыковыми атаками. Вот где показал себя «батальон патриотов». И, как и под Тулоном, Наполеон тоже принимал в них участие, причем на самых горячих участках. Опять под ним убили лошадь. В течение вечера продолжались зачистки, но к утру все стало окончательно ясно. Победители были так ошеломлены относительной легкостью победы, что даже не сразу наградили Бонапарта, что-то думали. В этом угрюмом, хмуром молодом человеке и Баррасу, и другим руководящим деятелям очень импонировала та полная бестрепетность и быстрая решимость, с которой Бонапарт организовал стрельбу из пушек на городских улицах, в самую гущу толпы.
Но 16 октября 1795 г. награда нашла героя – его произвели в дивизионные генералы. Иерархия во французской армии тогда была такая: бригадный генерал – первый генеральский чин, следующий – дивизионный, и эта была последняя ступенька, чтобы командовать армией. Историки утверждают, что Баррас был настолько ошеломлен происшедшим, что уже через 10 дней назначил его главнокомандующим Внутренней армией, уступив ему свой пост. Еще пишут, что он припомнил суть докладной записки Демурье: «Повысьте в чине этого человека или же он сам повысит себя без вас».
Осенью 1795 года карьера Наполеона начала свой второй стремительный взлет – он впервые стал главнокомандующим армией. Это уже очень существенный пост: под его началом находилось более 40 тысяч человек, все те войска, которые стояли вокруг Парижа, тыловые части, поддерживающие определенный порядок в центре Франции. Должность была очень выгодная, относительно спокойная, на фронт отправляться не надо. И если бы Наполеон был другим человеком и думал только о деньгах и политической карьере, то лучше и не придумаешь. Но это его не устраивало, и он начинает бомбардировать Директорию предложениями по организации Итальянского похода (естественно, под его руководством).