Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада

И пришлось ему отправляться в Париж за новым назначением, так как командования артиллерией Итальянской армии его лишили очень быстро (как и должности инспектора береговых укреплений). А в столице его сюрприз ждал, и очень неприятный: приказ ехать в Вандею на усмирение мятежников, да еще в должности командира пехотной бригады.

Но тут, наверно, опять ему внутренний голос правильный совет дал, и он отказался (я про этот голос лучше помолчу, пусть другие разные причины отказа приводят). Их не так и много: якобы опыта службы в пехоте у него не было (а потом, чтобы армией командовать, он у Наполеона вдруг взял и появился?), обиделся за честь всех артиллеристов, бригада была совершенно не обучена и т. п. Думаю, что-то другое заставило его упереться насмерть (может, узнал, что там идет жуткая гражданская война без правил со всей ее жестокостью с обеих сторон, жертвой которой в итоге станут от 200 до 250 тыс. человек). До сих пор не понимаю, как, находясь в опале, он мог вообще ослушаться приказа и как ему это с рук сошло?

Ведь генерал армии дю Тейль, артиллерист более высокого положения, не смог или не рискнул этого сделать, приказали – и как миленький поехал. А тут произошло, видите ли, запальчивое объяснение между ним и членом комитета Обри, и Бонапарт подал в отставку. Никто с ним церемониться и уговаривать еще подумать, естественно, не стал. Подал в отставку – значит, из армии уволен. Это-то понятно. Но неужели обиженный Обри рапорт наверх не подал? (Но ведь, может быть, и не подал или рапорт затерялся – опять повезло?) В итоге все ограничилось тем, что оказался Наполеон в Париже безработным генералом в 26 лет.

Вот это удар! Покруче, чем все крушения корсиканских надежд. В 24,5 года генерал, а в 26 лет уже генерал в отставке.

И опять наступил для Наполеона тяжелый период материальной нужды. Без средств (кроме поддержки от семьи Жозефа, вовремя тот себе богатую супругу нашел) просуществовал в Париже трудную зиму 1794/95 гг. и еще более трудную и голодную весну. У некоторых биографов написано, что привезенные с собой деньги, а они у него точно должны были быть после Тулона, он истратил на неудачные спекуляции. В это могу поверить – у них с Бурьеном подобные планы быстрого обогащения еще в 92 г. в головах бродили. Хорошо хоть, жилье успел снять, хоть и убогое, но крыша над головой была. А вот присылаемых братских денег ему явно не хватало, сам потом вспоминал, что, пообедав, оставлял деньги за еду, завернутые в листок бумаги, чтобы другие не видели, какой это был мизер.

По мемуарным отзывам одной из его знакомых (все из того же семейства Пермон), он был тогда таким худым, что казался больным. А его потертый мундир вид имел очень жалкий. Оживал только во время воспоминаний о Тулоне.

Наполеон был больше не в состоянии содержать Луи, которому до этого сумел выхлопотать место в артиллерийской школе в Шалоне, и тот вернулся в семью. И во второй раз в своей жизни серьезно решил податься на заграничную службу, на этот раз к туркам. И уже почти договорившись с их представителем, налетел на бюрократическое препятствие в виде своего исключения из армии (а то бы со своим практицизмом принял мусульманство, и получила бы Россия на свою голову такого гениального противника во главе реформированной им османской армии).

Только в августе 1795 г. удалось ему пристроиться (но был все-таки зачислен как генерал артиллерии, хоть и на небольшую ставку) в топографическое отделение Комитета общественного спасения. Это был прообраз генерального штаба, созданный Карно, фактически главнокомандующего армиями. В нем он составляет «инструкции» (директивы) для Итальянской армии, которая воевала в Пьемонте. Для него это было удобно – одновременно продолжал составлять свой план военных действий в Италии. Верил в свою звезду фанатично.

И опять я хочу подчеркнуть тот факт, что чем хуже становились условия его существования, тем непреклоннее была не только его воля, но и стремление все время заставлять свой мозг трудиться. Прямо как по расейскому армейскому слогану: «Нас е.ут, а мы крепчаем!»

Он все эти месяцы полуголодного существования не переставал читать и учиться, посещал знаменитый парижский Ботанический сад, а еще чаще обсерваторию, слушая там выступления известного астронома, академика де Лаланда, одновременно работая над его трехтомным трактатом. Биографы считают, что он взялся за эту науку после того, как ему отказали в участии в экспедиции Лаперуза. В Париже летом 92 г. начал с ней знакомиться, находясь примерно в таких же бедственных условиях, и увлекся. А сейчас очень серьезно продолжил. Жозефу писал, что просто в нее влюбился. Кстати, «о любви»: не понимаю, почему бы ему на это время не отправиться в Марсель, где его ждала возлюбленная – Дезире Клари, очень симпатичная молодая сестра жены брата. Вместо того, чтобы ей свой медальон из Парижа пересылать и приветы в письмах.