Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

У бюрократозавров нередко случается, что в августе многие директора уходят в отпуск и тогда все внутренние бумаги подписываются не «исходящей» стороной (она находится на Порто-Ротондо), как это обычно бывает, а директором «входящей» стороны. Впрочем, в Порто-Ротондо письмо попадает примерно дней через пятнадцать, к концу директорского отпуска.

Секретарша директора «входящей» стороны кладет письмо в большой конверт с надписью «внутренняя почта». Что же такое внутренняя почта? Это верный способ затратить две недели на пересылку письма с одного этажа на другой.

И вот директор «входящей» стороны, спустя примерно месяц после возвращения из отпуска, получает письмо, которое сам подписал не читая, чтобы не портить радости открытия и новизны в момент просматривания прибывшей к нему свежей почты. Маленькие директорские хитрости. Но это происходит на уровне обычных директоров, а не генеральных. А ведь синьор Бамбаджи стал, как известно, Генеральным директором Акционерного общества «Экспорт» и одновременно Административным делегатом дочернего Акционерного общества «Импорт».

В это самое время между двумя Акционерными обществами возникли трения. Синьор Бамбаджи в качестве Генерального директора «Экспорта» направил довольно резкое письмо «Импорту», письмо, которое он сам же и получил, уже в качестве Административного делегата. Он совершенно разъярился и тут же ответил в самых оскорбительных выражениях.

Так начался новый период его жизни. Вечером он возвращался домой с двумя пакетами писем — «исходящими» и «входящими». Забывая поужинать из-за страшнейшего стресса, он проводил бессонные ночи, безостановочно читая себя и отвечая самому себе.

— Ха-ха-ха! — Весь квартал слышал по ночам его пугающий, зловещий хохот. В окне его до утра неизменно горел свет, и соседи только об этом и говорили. — Ха-ха-ха! Вы только посмотрите, что мне осмелился написать этот безумец! Ничего, сейчас мы ему покажем, — гремел синьор Бамбаджи.

И на другой день отправлял самому себе письмо, которое получал две недели спустя. Для него настали самые черные дни в жизни; он пребывал в постоянном возбуждении, у него начались чудовищные психические расстройства на почве фанатизма. Вскоре служащие заметили у него кончик хвоста, козьи копытца, и, проходя по коридорам обоих Акционерных обществ, он оставлял за собой запах серы, что вызывало всеобщее осуждение. В конце концов нервная система синьора Бамбаджи не выдержала, рухнула, и он прибег к самому подлому в своей жизни маневру. А ведь он, безжалостный карьерист, чтобы устранить своих коллег-конкурентов, прибегал к доносам и к анонимным письмам в Дисциплинарную дирекцию. Теперь же он как Генеральный директор Акционерного общества «Экспорт» уволил по статье «профессиональная непригодность» Административного делегата дочернего Акционерного общества «Импорт», но как Административный делегат Акционерного общества «Импорт» с помощью гнусных закулисных маневров добился увольнения Генерального директора Акционерного общества «Экспорт».

Жители квартала рассказывали, что в тот вечер он вернулся домой совершенно счастливый, напевая арию из «Аиды», притом почти не фальшивя. Весь светясь от радости, он вошел в дом и с загадочной улыбкой торжествующе объявил жене:

— Дорогая, у меня потрясающие новости! Я их сразил наповал, обоих сразу!

Когда две недели спустя ему вторично отказали в просьбе принять его на работу курьером, он заколол себя в ванной ножом.

В обоих Акционерных обществах любовь служащих к нему была столь велика, что на радостях они устроили в коридорах импровизированный карнавал, ни в чем не уступавший карнавалу в Рио-де-Жанейро.

ФАНТОЦЦИ В СПОРТИВНОМ ЗАЛЕ

Перевод Е. Молочковской.

В начале ноября коллеги, встречая Фантоцци в коридоре, начали шлепать его по животу, приговаривая: «Э, да ты отрастил брюшко!»

Фантоцци втягивал живот, и, поскольку терпеть не мог фамильярности, у него возникало желание нанести собеседнику удар ребром ладони по загривку, да посильнее, чтобы свалить наповал.

Фантоцци раздражали эти разговоры и суровая необходимость признать собственную физическую деградацию. Потом на него со всех сторон посыпались восклицания: «Смотри-ка, а ты здорово располнел!» — или: «Вы заметно поправились!»

Он не придавал этому значения, пока Пина, жена, не сказала ему вполне серьезно:

— Ты вовсе не такой уж толстый, но знаешь… На службе… Я читала, что тот, кто в наше время хочет преуспеть, не должен терять форму.

Это уже прозвучало тревожным набатом.

Он решил принять серьезные меры, но, учитывая неподходящее время, начало декабря, перенес их на «после праздников». С одной стороны, праздник всегда повод для отсрочки векселей и обязательств, с другой — одна мысль, что он вынужден будет отказаться от цыплят-бройлеров, от индеек бутафорского вида, от разбавленных сахарным сиропом вин, повергала Фантоцци в уныние. После крещенских праздников он пришел на службу, и вахтер встретил его словами:

— Вы чудовищно располнели!

В отделе на него обрушились буквально хором: