Двадцать лет до рассвета (СИ)

Ты знаешь мое пламя на ощупь. Нет во всей Эоре силы, способной погасить его до конца, пока вращается Колесо. Я никогда не желал и не желаю смертному роду зла; но так же не желала его Магран, и не желал его Абидон. Их огонь зародили искры иных стремлений, это так, но трижды пожалеет тот, кто сочтет моё пламя менее жарким и встанет на моем пути.

Золотоглазый рассвет в последний раз сверкает внутри, прежде чем свернуться вновь в маленькую свечу. Вайдвен не сразу осмеливается открыть глаза. Сомневаться в словах Эотаса не возникает и мысли.

Любовь безусловная, способная испепелять города в мгновение ока. Вот так вот.

Ты боишься? спрашивает Эотас, и Вайдвен не знает, что ответить. Но, вслушавшись в собственное молчание, отвечает искренне: нет. Тогда Эотас спрашивает — ты станешь рассветом вместе со мной?

Даже если этот рассвет будет не только согревать, но и сжигать дотла. Даже если однажды тебе не хватит сил удержать его в своем теле. Даже если счет, который выставят тебе в конце за то, что ты скажешь сейчас, будет слишком велик, чтобы ты мог когда-нибудь оплатить его целиком…

Вайдвен отвечает без сомнений и колебаний: да.

На следующее утро он направляется к Кароку. Говорят, тот трудится в поле вместе со своими работниками; по меньшей мере странно для аэдирского аристократа. Один из местных предупреждает его, что господин сегодня не в духе, и Вайдвен отлично понимает, что он имеет в виду, когда видит Карока и его очередную жертву.

В эту минуту ему становится наплевать, чьи это владения — Воэдики, Скейна или какого-то другого бога. Ему наплевать, сколько у Карока людей, денег и сколько влиятельных союзников из Аэдира стоит за ним. Отблески недавней зари все еще сияют в его груди, и Вайдвен не может ее предать.

Поэтому Вайдвен подходит к Кароку и требует немедленно прекратить.

Стоит отдать тому должное — ярый последователь Воэдики выслушивает его и позволяет себе опуститься до разговора с безродным наглецом, прежде чем замахнуться на него хлыстом. Вайдвен не успевает даже заслониться от удара; Карок вскрикивает от боли чуть раньше, чем хлыст вспыхивает в его руках рванувшимся ввысь ослепительным пламенем. Эотасов огонь в одно мгновение заслоняет его лицо — чтобы исчезнуть спустя полвдоха, позволяя всем вокруг увидеть своего господина заклейменным тем же тавром, что клеймило Опаленную Королеву.

Карок бросает дымящийся хлыст в траву, будто ядовитую змею, и бросается прочь. Вайдвен провожает его взглядом, а потом оборачивается к окровавленному крестьянину, так и не поднявшемуся с колен.

Тот испуганно отводит взгляд, будто опасаясь кары за подобную дерзость. Вайдвен протягивает ему руку, помогая подняться.

— Не знаю, куда Карок направился, но теперь он точно будет повежливей со своими людьми.

Бедняга в ответ нерешительно бормочет какие-то благодарности. Вайдвен качает головой:

— Благодарить нужно не меня.

Он оглядывается на осторожно подступающих ближе крестьян: те подходят с опаской, но их страх не может пересилить надежду. Вайдвен улыбается им: заря близко, совсем близко, ждать осталось уже недолго. И он напоминает им об этом перед тем, как попрощаться и вернуться на тракт.

— Спасибо… снова, — усмехается Вайдвен, когда поместье Карока остается позади. Утренний пропитанный солнцем ветер в ответ ласково взъерошивает его волосы. — А с этим аэдирцем ты был пожестче, чем с моими деревенскими… похоже, они молились нужному богу.

Я не наказывал Карока, спокойно отзывается Эотас. В его голосе нет и тени гнева или злости. Я всего лишь преподал ему урок, который будет наиболее полезен.

— Для него? Или для нас?

Я не отделяю «его» от «нас», мягко поправляет его Эотас. Я максимизирую эффект в пользу всего смертного рода.

Вайдвен хмыкает. Это он помнит. Эотас уже очень долго пытается объяснить ему принцип совместной работы всей тройки его аспектов. «Интегрированный эмоциональный интеллект» — теперь Вайдвен по крайней мере знает, что это такое.

— А если бы Гхаун счел, что лучше всего для смертного рода будет испепелить Карока на месте?

Тогда я бы взвесил пользу смерти Карока против пользы и ценности его жизни, отвечает Эотас. Итог зависит от результата и принятой допустимой погрешности.

«Погрешность» — термин, который всплывает в памяти Вайдвена осколком солнечного витража. Остатки божественного откровения с самой первой их встречи, которые — чудом, не иначе — задержались в разуме Вайдвена. Погрешность, серая зона «возможно» Эотаса и Гхауна, интервал, где оба считаются правы — и решение принимается в пользу… одного или многих? Отчего-то ответ не спешит находиться в том куске видения, что у него сохранился.

— Многих, конечно, — бормочет Вайдвен. — Ведь так?

Золотые лучи осторожно пробуют на ощупь его душу. Это значит, что Эотас в затруднении. Вайдвен настораживается — ведь не может быть, чтобы…

Я постараюсь отыскать больше информации. Гхаун нуждается в однозначном ответе.