Двадцать тысяч лье под водой

«Наутилус» плыл над равниной Атлантиды в каких-нибудь десяти метрах от поверхности. Словно воздушный шар, гонимый ветром над земными лугами; вернее сказать, в этом салоне мы чувствовали себя как в вагоне курьерского поезда. Мимо проносились удивительные пейзажи. На переднем плане – фантастические скалы, леса из деревьев, перешедших из царства растительного в минеральное, чьи черные силуэты искажались в волнах. Груды камней, покрытые ковром из аксидий и анемонов и ощетиненные длинными вертикальными стеблями гидрофитов; причудливые наплывы застывшей лавы – все свидетельствовало о разрушительной ярости плутонических извержений.

Пока все эти необычные картины открывались нашему взору в свете электрических огней, я поведал Конселю историю атлантов, которая поразила воображение Байи[182] и вдохновила его на написание стольких чарующих страниц. Я рассказал ему о войнах этого героического народа. Я говорил, что теперь отпали последние сомнения в существовании Атлантиды. Но Консель меня почти не слушал, и вскоре я понял причину такого равнодушия к обсуждаемым историческим событиям.

Его внимание отвлекали многочисленные рыбы: как только они проплывали мимо, Консель уносился в дебри классификации, выпадая из реального мира. И тогда мне ничего не оставалось, кроме как следовать его примеру и возобновлять наши ихтиологические исследования.

Впрочем, рыбы Атлантики почти ничем не отличались от тех, что мы уже видели. Тут были гигантские пятиметровые скаты, наделенные огромной мускульной силой, которая позволяла им выпрыгивать из воды и парить над волнами; различные виды акул, в том числе большая голубая акула, или мокой, длиной пятнадцать футов, с острыми треугольными зубами и прозрачной кожей, делавшей ее практически невидимой в толще воды; черные колючие акулы; карибские центрины с призмовидным телом и бугристой кожей; атлантические осетры, похожие на своих средиземноморских собратьев, морские иглы длиной полтора фута – желто-коричневые рыбы с маленькими серыми плавниками, лишенные зубов и языка, которые извивались в воде, как тонкие, гибкие змеи.

Среди костных рыб Консель отметил трехметровых марлинов с верхней челюстью в форме острого копья и разноцветных трахинов, которые известны еще со времен Аристотеля под именем морских драконов и вооружены опасными шипами на спинном плавнике. Далее, корифены с коричневой спиной и маленькими голубыми полосками с золотым ореолом; прекрасные дорадо; луновидные хризостомы, похожие на блестящие лазурные диски, которые серебрились под лучами солнца; и, наконец, целые стаи восьмиметровых меченосов с желтоватыми серповидными плавниками и мечевидными выростами длиной шесть футов – бесстрашные животные, скорее, травоядные, чем рыбоядные, которые беспрекословно повиновались своим самочкам, как идеально вышколенные мужья.

И все же, наблюдая за разнообразными представителями морской фауны, я не переставал рассматривать бескрайние равнины Атлантиды. Иногда причудливые изгибы рельефа вынуждали «Наутилус» замедлять скорость, и тогда он с китовьей грацией скользил в хитросплетении узких расселин. Если лабиринт становился непроходимым, то корабль поднимался над скалами, словно аэростат, и, обойдя препятствие, продолжал свой стремительный полет на высоте нескольких метров от океанского дна. Это восхитительное и приятное плавание и впрямь напоминало своими маневрами прогулку на летательном аппарате, с той лишь разницей, что «Наутилус» послушно подчинялся рулевому.

К четырем часам пополудни характер грунта, который представлял собой в основном толстый слой ила, смешанного с окаменелыми ветками, постепенно изменился и стал более каменистым и будто усеянным обломками конгломерата и базальтового туфа, с вкраплениями лавы и серного обсидиана. Я подумал, что обширная равнина скоро уступит гористой местности. И действительно: во время некоторых маневров «Наутилуса» я замечал на юге высокую стену, словно преграждавшую путь. Ее вершина, судя по всему, выступала над поверхностью океана. Похоже, это был континент или, по крайней мере, остров, – один из Канарских островов или островов Зеленого Мыса. Определение координат в тот день не производилось, – возможно, с умыслом, – и я не знал, где мы находимся. Так или иначе, стена, по-видимому, обозначала границу Атлантиды. В общей сложности нам довелось увидеть лишь незначительную часть легендарного континента.

С наступлением ночи наблюдения пришлось прервать. Я остался один. Консель вернулся к себе в каюту. Замедлив ход, «Наутилус» парил над темнеющим внизу дном, – то слегка задевая его килем и как будто намереваясь встать на якорь, то ни с того ни с сего взмывая к поверхности волн. И тогда сквозь кристально-прозрачную воду проглядывали яркие созвездия, – к примеру, пять или шесть звезд, образующие хвост созвездия Ориона.