Двадцать тысяч лье под водой

Отметив наши координаты на карте, я понял, что мы находимся неподалеку от входа в Ла-Манш, двигаясь в сторону Арктики на немыслимой скорости.

Мимо стремительно проносились длинноносые акулы, акулы-молоты, кошачьи акулы – завсегдатаи этих морей; орляковые скаты; целые стада морских коньков, напоминающих шахматные фигурки коней; угри, которые извивались в воде, словно праздничные фейерверки; полчища крабов, которые передвигались боком, скрестив свои клешни на панцире; и, наконец, стаи морских свиней, плывущих наперегонки с «Наутилусом». Я едва успевал выхватывать их взглядом, не говоря уже о том, чтобы изучать или классифицировать.

К вечеру мы прошли расстояние в двести лье. Стемнело, и воды Атлантики погрузились во мрак до восхода луны.

Я вернулся к себе в каюту. Заснуть не получалось. Меня мучили кошмары. Ужасные сцены крушения снова и снова вставали перед моим мысленным взором.

С этого дня кто мог сказать, куда нас увлечет «Наутилус»? Он по-прежнему шел с той же с невероятной скоростью, сквозь те же арктические туманы. Достигнет ли он скалистых берегов Шпицбергена и отвесных утесов Новой Земли? Покорит ли неведомые моря – Белое, Карское, Обский залив? Пройдет ли вдоль Ляховских островов и незнакомых побережий азиатской части Евразии? Этого я не мог сказать. Я потерял счет часам и минутам. Время на борту словно остановилось. День и ночь словно перестали следовать привычному курсу, как это всегда бывает в полярных регионах. Казалось, я попал в страну фантазий, где весело порхало на свободе переутомленное воображение Эдгара По. Каждую секунду я, подобно легендарному Гордону Пиму[221], ожидал, что путь нам вот-вот преградит «высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване». И кожа ее будет и впрямь «белее белого»!

Я полагаю – возможно, ошибочно, – что это рискованное арктическое плавание продолжалось две-три недели. Не знаю, сколько еще оно продлилось бы, если бы ужасная катастрофа не положила ему конец. От капитана Немо больше не было ни слуху ни духу. От его помощника – и подавно. Ни один из членов команды не показывался нам на глаза. «Наутилус» почти все время шел под водой. Когда он всплывал на поверхность, чтобы возобновить запасы воздуха, люки открывались и закрывались автоматически. Никто теперь не отмечал координаты на карте полушарий. Я понятия не имел, где мы находимся.

Надо добавить, что канадец, чьи силы и терпение были на исходе, больше не выходил из каюты. Консель, который тщетно пытался вытянуть из него хоть слово, боялся, как бы его товарищ в припадке безумия не покончил с собой от тоски. Поэтому не спускал с Неда глаз.

Как вы понимаете, в сложившихся обстоятельствах наше положение стало невыносимым.

Однажды утром – не знаю, какого числа, – незадолго до рассвета, я спал, забывшись тяжелым, болезненным сном. А когда проснулся, увидел склонившегося надо мной Неда Ленда и услышал его шепот:

– Бежим!

Я вскочил.

– Когда?

– Этой ночью. Похоже, нас больше никто не стережет. «Наутилус» словно оцепенел. Вы будете готовы, профессор?

– Да. А где мы сейчас?

– Неподалеку от земель, которые я только что разглядел сквозь туман в двадцати милях к востоку.

– Что это за земли?

– Не знаю, но мы в любом случае найдем там укрытие.

– Вы правы, Нед! Да, мы бежим этой ночью, даже если море нас поглотит!

– Море бурное, да и ветер крепкий. Но меня не пугает сделать двадцать миль на утлой посудине с «Наутилуса». Я уже припрятал там кое-какую провизию и несколько бутылок воды.

– Я с вами, Нед.

– Ну а если меня схватят, – добавил канадец, – я умру защищаясь!

– Мы умрем вместе, мой друг!

Я был готов на все. Канадец ушел. Я поднялся на палубу, где едва мог держаться на ногах из-за бушующих волн. Небо выглядело зловещим, однако где-то там, за плотной пеленой тумана, простиралась земля, а потому надо было бежать. Мы не могли терять ни дня, ни часа!

Я вернулся в салон, боясь и вместе с тем желая встретить там капитана Немо. Я одновременно хотел и не хотел его видеть. Что я ему скажу? Сумею ли скрыть невольный ужас, который он мне внушал? Нет! Лучше уж не встречаться с ним лицом к лицу! Лучше вовсе о нем забыть! И все-таки…

Как же долго тянулся этот день – мой последний день на борту «Наутилуса»! Я остался один. Нед Ленд и Консель избегали говорить со мной из страха выдать себя.

В шесть часов я сел ужинать, хотя кусок не шел в горло. И все же я заставил себя поесть, чтобы не ослабеть от голода.

В половине седьмого ко мне в каюту вошел Нед Ленд.

– До отплытия мы не увидимся, – сказал он. – В десять часов луна еще не взойдет. Темнота сыграет нам на руку. Приходите к шлюпке. Мы с Конселем будем ждать вас там.

И канадец вышел, не дожидаясь ответа.

Я решил уточнить курс «Наутилуса» и снова пришел в салон. Мы с чудовищной скоростью мчались на северо-северо-восток, на глубине пятидесяти метров.