Двадцать тысяч лье под водой

Время от времени дюгонь поднимался на поверхность, чтобы вдохнуть воздуха. Рана не причинила ему серьезного вреда, поскольку он продолжал двигаться с невероятной быстротой. Шлюпка, управляемая сильными руками, летела за ним по пятам. То и дело мы оказывались в паре морских саженей от животного, и канадец замахивался для броска; но всякий раз дюгонь внезапно нырял, исчезая из виду и становясь недосягаемым.

И тогда, взрываясь от ярости, нетерпеливый Нед Ленд переходил на английский и осыпал бедное животное самыми ужасными проклятиями. Что до меня, то я испытывал лишь некоторую досаду, видя, как дюгонь обходит все наши уловки.

Погоня продолжалась целый час, и я уже начал было сомневаться в успехе, как вдруг дюгонь совершил роковую ошибку, задумав отомстить преследователям. Он повернул назад и ринулся прямо на шлюпку.

Этот маневр не укрылся от внимания канадца.

– Берегись! – крикнул он.

Рулевой произнес несколько слов на своем непонятном наречии – очевидно, предупреждая матросов об опасности.

Подплыв к шлюпке на расстояние двадцати футов, дюгонь остановился и резко втянул в себя воздух широкими ноздрями, расположенными не на конце, а в верхней части его морды. После чего, разогнавшись, бросился на нас.

Столкновение было неизбежным; опасно накренившись, шлюпка набрала тонну или две воды, которую потом пришлось вычерпывать. К счастью, удар пришелся по касательной, и, благодаря мастерству рулевого, лодка не перевернулась.

Ухватившись за форштевень, Нед Ленд снова и снова вонзал гарпун в тело исполинского зверя, – а тот вдруг вцепился зубами в фальшборт и приподнял лодку над водой, словно лев раненую косулю. Мы повалились друг на друга, и я не знаю, чем это могло бы закончиться, если бы разъяренный канадец не поразил наконец дюгоня в самое сердце.

Гигантские зубы проскрежетали по стальной обшивке, и зверь исчез под водой, увлекая за собой гарпун. Однако вскоре на поверхности появился бочонок, а следом кверху брюхом всплыл дюгонь. Подплыв к мертвому зверю, мы взяли его на буксир, а потом поплыли назад к «Наутилусу».

Пришлось использовать самые мощные лебедки, чтобы втащить дюгоня на палубу. Он весил пять тонн. Тушу разделали на глазах у канадца, который хотел наблюдать за процессом, не упуская ни единой детали. В тот же вечер стюард подал мне на ужин несколько кусков дюгоньего мяса, мастерски приготовленного корабельным поваром.

На следующий день, 11 февраля, провизионная кладовая «Наутилуса» пополнилась другой изысканной дичью. На палубу опустилась стая крачек, принадлежащих к виду sterna nilotica[153], который встречается в Египте. Это были птицы с черным клювом, серой заостренной головой, белыми пятнышками вокруг глаз, сероватыми крыльями, спиной и хвостом, белым горлом и животом и красными лапками. Также мы поймали несколько дюжин нильских гусей. У этих диких птиц белые шея и макушка с темными пятнами и очень вкусное мясо.

«Наутилус» замедлил ход. Теперь он неспешно фланировал по волнам. Я заметил, что по мере приближения к Суэцу вода в Красном море становилась все менее соленой.

Около пяти часов вечера на севере показался мыс Рас-Мохаммед – тот самый, что образует южную оконечность Аравии Петрейской, расположенной между Суэцким и Акабским заливами.

«Наутилус» вошел в Джубальский пролив, ведущий к заливу Суэца. Я отчетливо разглядел огромную гору, которая возвышалась меж двух заливов Рас-Мохаммеда. Это была гора Хорив – известная всем Синай, на сияющей вершине которой Моисею явился Господь.

В шесть часов «Наутилус», то погружаясь, то всплывая, прошел близ города Тор, расположенного в бухте, чьи воды имели красноватый оттенок – капитан Немо уже упоминал об этой их особенности. Затем наступила глухая ночь, тишину которой изредка нарушали крики пеликанов и каких-то ночных птиц, шум прибоя, да отдаленное пыхтение парохода, с гулким плеском взбивающего волны залива лопастями винтов.

С восьми до девяти часов «Наутилус» шел на глубине нескольких метров от поверхности. По моим подсчетам, мы должны были находиться совсем недалеко от Суэца. Через хрустальные стекла салона я разглядывал подножия скал в ярком электрическом свете нашего прожектора. Мне показалось, что пролив постепенно сужается.

В четверть десятого, когда корабль снова всплыл, я поднялся наверх. Мне не терпелось поскорее пройти по туннелю капитана Немо, и, не в силах усидеть на месте, я вышел подышать свежим ночным воздухом.

Вдруг я заметил бледное пламя, озарявшее туманную мглу в миле от нас.

– Плавучий маяк, – раздался рядом чей-то голос.

Обернувшись, я увидел капитана.

– Это плавучий маяк Суэца, – пояснил он. – Скоро мы войдем в устье туннеля.

– Должно быть, попасть туда не так-то просто?

– Да, сударь. Поэтому, когда мы используем этот проход, я обычно поднимаюсь в рубку рулевого и беру управление на себя. А сейчас, господин Аронакс, будьте любезны спуститься: «Наутилус» готов к погружению и всплывет лишь по ту сторону Аравийского туннеля.

Я последовал за капитаном Немо. Люк закрылся, резервуары наполнились водой, и корабль погрузился примерно на десять метров.