– Конечно! Если земля будет близко, а «Наутилус» будет идти по поверхности моря. Но если до земли будет далеко, а судно погрузится в воду…
– Что тогда?
– Тогда я попробую захватить шлюпку. Я знаю, как ею управлять. Мы проберемся внутрь, отвинтим болты и всплывем на поверхность! Штурман не заметит нас из своей рубки на носу корабля.
– Ну что ж, Нед, ждите удобного случая! Только не забывайте, что провал нас погубит.
– Не забуду, профессор.
– А теперь, Нед, хотите узнать, что я думаю о вашей затее?
– Конечно, господин Аронакс.
– Так вот, я думаю, – заметьте, я не сказал «надеюсь»! – я думаю, что такой благоприятной возможности никогда не представится.
– Почему?
– Потому что капитан Немо прекрасно понимает, что мы не отказались от надежды обрести свободу. Поэтому будет нас стеречь, особенно близ европейских берегов.
– Я согласен с господином, – сказал Консель.
– Это мы еще посмотрим, – ответил Нед Ленд, упрямо качая головой.
– Ну а пока, – добавил я, – пускай все остается как есть. Больше об этом ни слова. Когда наступит подходящий день, дайте нам знать, и мы последуем за вами. В этом деле я всецело полагаюсь на вас.
Так закончился разговор, который должен был повлечь за собой самые серьезные последствия. Надо сказать, что мои опасения вскоре подтвердились, к великому разочарованию канадца. Перестал ли капитан Немо нам доверять, оказавшись в европейских морях, или всего лишь не хотел показываться на глаза многочисленным кораблям из разных стран, бороздившим просторы Средиземного моря? Так или иначе, чаще всего он оставался под водой, держась подальше от берегов. Порой «Наутилус» всплывал, так, чтобы над поверхностью виднелась только рулевая рубка, а порой уходил на огромную глубину, поскольку уровень дна между греческим архипелагом и Малой Азией опускался до двух тысяч миль.
Поэтому мне так и не довелось увидеть Карпатос[154]
– один из островов архипелага Южные Спорады, о котором упоминал еще Вергилий. Капитан Немо процитировал мне однажды слова из его поэмы, ткнув пальцем в точку на карте:Согласно античным мифам, здесь жил Протей, пастух Нептуна; теперь этот остров, расположенный между Родосом и Критом, носит название Скарпанто. Я увидел лишь его гранитное подножие через хрустальное стекло в салоне.
На другой день, 14 февраля, я решил посвятить несколько часов изучению рыб этого архипелага; однако по неизвестной мне причине железные ставни оказались плотно закрыты. Определив курс «Наутилуса», я заметил, что он движется в направлении Кандии[156]
– так раньше назывался остров Крит. Когда я взошел на борт «Авраама Линкольна», на острове как раз вспыхнуло восстание против турецкого гнета[157]. Правда, я понятия не имел, чем оно закончилось, и капитан Немо, оборвавший все связи с цивилизацией, не мог бы меня просветить.Поэтому вечером, оставшись с ним наедине в салоне, я не стал упоминать об этом событии. К тому же капитан выглядел задумчивым и сосредоточенным. Затем он вопреки обыкновению приказал раздвинуть ставни обоих окон и, переходя от одного к другому, пристально вглядывался в толщу воды. С какой целью? Это так и осталось для меня загадкой. В свою очередь, я с пользой провел время, наблюдая за проплывающими перед моими глазами рыбами.
Среди прочих, тут были бычки-афизы, упоминаемые еще Аристотелем и известные в народе под названием морских налимов, которые часто встречаются в соленых водах по соседству с дельтой Нила. Рядом с ними резвились слегка фосфоресцирующие пагры – рыбы из семейства спаровых, которых египтяне считали священными, а их появление в реке предвещало долгожданное половодье и сопровождалось празднествами и религиозными церемониями. Также я заметил хейлинов длиной тридцать сантиметров, с прозрачной чешуей и красными пятнышками на голубоватой коже; эти костные рыбы поглощают водоросли в огромных количествах, благодаря чему их мясо приобретает изысканный вкус. Гурманы Древнего Рима высоко ценили хейлинов, чьи внутренности, наряду с молоками мурен, мозгом павлинов и язычками фламинго, были одним из ингредиентов божественного блюда, которым так восхищался Вителлий[158]
.