Дважды контрразведчик

Бой есть бой. И в этом бою появились погибшие. Увидев убитых товарищей, не имевшая боевого опыта рота слегка озверела. Сопротивлявшихся «духов» забрасывали гранатами, затем врывались в помещения кишлака и длинными очередями стреляли во все подозрительные места, упреждая душманский огневой ответ. Через час все было кончено. Никто по солдатам больше не стрелял. Подобрали своих убитых и сели вокруг, ожидая «вертушку». К ним подошел старый, седой, как лунь, афганец‑аксакал и что‑то на своем языке стал говорить солдатам. Этого старика застали за дувалом, когда он из старинного длинного кремневого ружья выстрелил по нашим бойцам. Пожалели по‑русски, не стали убивать, а отобрали ружье и дали пинка под зад. Но он далеко не ушел, а вскоре вернулся. И сейчас, воздевая руки к небу, стал что‑то бормотать на своем языке. Солдат‑таджик перевел его слова. Старик очень просил отдать ему ружье обратно, так как он охотник и добывает с его помощью пищу для большой семьи. На него наорали матом и велели убираться. Но аксакал скромно присел на камень рядом и не уходил. Через час, когда солдаты отошли душой, ему отдали его ружье. Старик, прижав руки к груди и поклонившись, поблагодарил всех и ушел.

…Многие солдаты из нашего взвода охраны мечтали служить в воздушно‑десантных войсках. Писали многочисленные рапорты, и некоторые добивались своего. Десантники в Афганистане были окружены ореолом всеобщего восхищения и уважения. Они практически не выходили из боев, несли потери, но количество желающих от этого не уменьшалось. На «боевых» не было муштры, хозработ и больше свободы. «Старики» там очень внимательно относились к молодым солдатам, всячески их оберегали, учили, как вести себя в походе, при обстреле, в атаке, на отдыхе и при передвижении по местности. Не увольнялись домой, хотя и подходил срок, если не обкатали свою смену в бою. Десантная дружба всегда до могилы, крепка и надежна. Мне с гордостью рассказывали, что командир 103‑й воздушно‑десантной дивизии полковник Грачев Павел Сергеевич, Герой Советского Союза и будущий министр обороны СССР, надев на себя РД (ранец десантника), всегда шел во главе колонны своей дивизии в горы на боевые операции…

Часто летая из Кабула в командировки по Афганистану, я наблюдал одну и ту же картину. Самолеты, боясь ракетных ударов с земли, подходили к аэродрому на большой высоте. Затем, круто опустив нос, совершали несколько спиралей, каждую секунду отстреливая с боковых блоков по две защитные ракеты. Взлетая, проделывали то же самое. Советских летчиков от афганских можно было отличить сразу. Наши, едва оторвавшись от взлетной полосы, резко отворачивали влево и с крутым набором высоты уходили ввысь. А афганцы поднимались медленно и осторожно, и только долетая почти вплотную до гор, так же неторопливо‑неуверенно совершали разворот с набором высоты. Там их иногда и поджидали «духи» с ракетами «земля‑воздух».

Ранили сына

Рано утром мои соседи по модулю улетали в Союз насовсем. Заранее уложили вещи в парашютные сумки, оформили документы и позвали меня на прощальный ужин. Я пришел, как обычно, после полуночи, закончив трудный рабочий день.

Олег улетал в Севастополь, Миша в родную Белоруссию. Боевое братство сближает. Все и обо всем было многократно обсуждено. И будущие места службы, и привычки жен и детей, характеры начальников, достоинства женщин: местных и на Родине…

Выпили водки, купленной из‑под полы у знакомой медсестры, и закусили опротивевшей «красной рыбой» — сайрой в томатном соусе. Лениво постреливали невдалеке часовые, отвечая на одиночные выстрелы из ближайшего кишлака. Помолчали.

Тоскливо‑протяжно завыла сигнальная мина. Видимо, местный зверек‑шакал неосторожно зацепил незаметную в темноте проволочку. Взлетело пять разноцветных сигнальных ракет, обозначая место его пребывания, негромко хлопнул звук разрыва подпрыгнувшей мины. Как на поминках, в наступившей темноте дружно и жалостно заголосили тонкими голосами его собратья. «Третий тост», — сказал Миша, и по традиции выпили молча, стоя и до дна за погибших товарищей. «Провожать не смогу», — сказал я и, обняв ребят на прощанье, вышел из модуля.

Раздался резкий, пронзающий, как копье, свист, сверкнула яркая вспышка, и страшный удар потряс модуль. С ободранной щекой, весь в пыли, я вбежал в коридор. При свете фонариков вытащили Олега и Мишу, на «санитарке» отправили обоих в санчасть. Душманская ракета ударилась в потолочную балку комнаты и взорвалась над их головами. Взрыв разметал крышу, но вниз попали только мелкие осколки, которые изрешетили мебель и стены. Несколькими ранило Олега и Мишу, но не тяжело.

Войдя в соседнюю с ними свою комнату, я одеялом завесил разбитое окно, заменил пробитые осколками наволочку и простыни. Жирно крест‑накрест перечеркнул авторучкой 342‑й еще не проснувшийся день моего пребывания в Афганистане на разграфленном на два года самодельном календаре.