Дважды – не умирать

– Второе отделение! По местам!

Урманов вместе с другими курсантами спрыгнул в оледеневшую траншею, быстро занял свою стрелковую ячейку, изготовился к бою. Слева от него расположился Кольцов, справа – Гвоздев.

Траншея была глубокая, в полный рост. Земляные стенки ходов сообщения были укреплены толстыми ошкуренными бревнами. Сами стрелковые ячейки – обшиты брусом.

Сверху траншея выглядела как длинная ломаная линия. Это было сделано специально. Ведь в боевых условиях, если она отрыта прямо, один разорвавшийся снаряд может уничтожить все отделение. Поэтому ходы сообщения делают короткими, под определенным углом. Чтобы даже в случае прямого попадания осколки не задели соседей.

Стряхнув с бруствера налетевший снег, Урманов поудобнее пристроил автомат, примерился, оценивая сектор обстрела. Потом вынул из подсумка магазины, аккуратно разложил их перед собой в специально сделанной нише. Туда же положил и две гранаты с запалами. Запалы – отдельно.

Магазинов было три. В двух – по пятнадцать патронов, а третьем десять. Хотя общая вместимость одного – тридцать. Но кто же столько патронов жечь разрешит? Экономия…

Патроны в магазины Урманов снаряжал сам. Каждый третий – трассирующий. Так удобнее корректировать огонь, особенно в темноте.

Под ногами в изобилии валялись свежие стреляные гильзы. Кисло пахло сгоревшим порохом… Первое отделение только-только отстрелялось.

Снег прекратился, подул ветер. Стало как будто холоднее. Серые зимние сумерки вкрадчиво заполняли собой пространство. Их отделение должно было отстреляться еще до заката. А третьему и четвертому отделениям придется «воевать» уже в темноте. У них будут настоящие ночные стрельбы, с подсветкой.

Поеживаясь от холода, Урманов снял рукавицы, расстегнул бушлат и сунул под мышки озябшие руки. Пальцы почти не гнулись. Ступни ног тоже задубели. Ведь сколько они уже на свежем воздухе? Скорее бы в тепло, в казарму… Но судя по всему, это будет еще не скоро.

– Отделение, заряжай!

Это сержант Бадмаев. Он так же, как и они, с автоматом, в траншее. Будет руководить боем.

Урманов взял в руки ледяной автомат, вставил магазин, дослал патрон в патронник и поставил оружие на предохранитель.

– Курсант Урманов к бою готов!

Вокруг зашевелились, защелкали затворами остальные. Послышались голоса:

– Курсант Гвоздев к бою готов!

– Курсант Кольцов, к бою готов!

– Курсант Мазаев…

Снова повисла напряженная тишина. Урманов почувствовал волнение… Впервые ему предстояло участвовать в стрельбах вот так, плечом к плечу с ребятами – один за всех и все за одного… И впервые он смотрел на поле боя из отрытой в полный рост оледеневшей, заметенной снегом траншеи. Что-то мелькнуло в сознании, защемило в душе. Словно какие-то неясные отголоски прошлой жизни…

– Отделение! Ориентир – одиноко стоящее дерево! Влево, сто! Группа пехоты противника!.. Прицел три. Под колено… Короткими… Огонь!

Разом со всех сторон застучали автоматы. В направлении поднявшихся из-под снега мишеней полетели светящиеся трассеры. Следы их обычно заметны даже днем. А в наступивших предвечерних сумерках они были видны особенно отчетливо.

Прижавшись щекой к откидному железному прикладу, Урманов тоже стрелял вместе со всеми по этим темнеющим на белом снегу фанерным силуэтам. Их становилось все меньше…

– Отставить огонь! – крикнул Бадмаев, когда последняя мишень упала. – Перезарядиться!

Урманов быстро сменил магазин, передернул затвор и снова взял оружие наизготовку.

– Отделение! – опять раздался голос сержанта. – Ориентир – куст на склоне! Вправо десять – пулемет!.. Снайперу – уничтожить!

– Есть!

Курсант Пантюхин, назначенный перед стрельбами снайпером, за неимением снайперской винтовки, приложился к автомату, замер…

«Бах!» – ударил одиночный выстрел.

Фанерная мишень, изображающая пулеметчика с пулеметом, слегка покачнулась и мягко опустилась на снег.

– Цель уничтожена! – бодро доложил Пантюхин.

Ветер холодной поземкой запорошил Урманову лицо. Он невольно втянул голову в плечи, положил автомат и принялся дыханием согревать озябшие руки. Трехпалые рукавицы лежали рядом. Но без них стрелять было все же удобней.

– Отделение! Ориентир – разрушенное здание! Группа пехоты противника! Огонь!

Снова, выбивая гулкую дробь, дружно заговорили автоматы. Замелькали летящие трассеры… Возле нескольких ростовых мишеней, в виде силуэтов людей, заплясали фонтанчики взбитого пулями снега.

Урманов поймал в прицел одну мишень, дал короткую очередь. Мишень завалилась… Он прицелился в другую, но не успел нажать на спуск. Кто-то из ребят сбил ее раньше… Веером, со стороны на сторону, он ударил длинной очередью по оставшимся.

– Внима-а-ание-е! – перекрывая грохот автоматных очередей, донесся голос капитана Курбатова. – Вво-о-о-дная!.. Командир отделения сержант Бадмаев уби-и-ит!

Повисла звенящая тишина. Именно звенящая… Потому что от выстрелов с разных сторон и своих собственных очередей, Урманов почти оглох. У него буквально звенело в ушах… Но не смотря на это, среагировал он быстро. По крайне мере – раньше остальных.

– Отделение!.. – крикнул он срывающимся от волнения голосом. – Я, курсант Урманов, принимаю командование на себя!.. Перезарядиться!

Пока все перезаряжались, Урманов внимательно следил за полем. Теперь уже именно ему надо было направлять огонь.

В сером сумраке угасающего дня прямо перед ним белела холмистая, заснеженная равнина. И где-то там, в этом снегу, прятались невидимые еще фанерные солдаты, которых он должен был уничтожить.

Внезапно метрах в ста с небольшим, в лучах тусклой подсветки, поднялись с десяток мишеней. Они встали цепью, в полный рост. Уже значительно ближе к траншее. Казалось, противник наступает…

– Отделение! – крепко сжимая в руках автомат, выкрикнул Урманов. – Прямо по фронту – группа пехоты противника! Прицел три!.. В пояс!.. Огонь!

Раскатистая автоматная дробь снова разорвала, наступившую было тишину. В сторону мишеней полетели бело-зеленые трассеры, взбитый пулями снег опять заплясал фонтанами.

Урманов отпустил курок только тогда, когда в рожке закончились патроны. Ни одной мишени перед ними не осталось стоять. Все полегли под метким огнем.

– Отделение-е-е! Гранаты к бою! – приказал Урманов, доставая из ниши в стенке траншеи, холодную железную болванку гранаты. Вкрутил запал… Взял другую.

Совсем рядом появились ростовые мишени. Как раз на расстоянии гранатного броска.

– Отделение, гранатами, огонь!

В фанерного противника полетели железные болванки. Взрывов не было – гранаты были учебными. Но мишени послушно упали на снег.

Когда «воскресший» сержант Бадмаев прямо в траншее осмотрел оружие, отделение поднялось наверх и выстроилось в шеренгу. Уже почти совсем стемнело. Командир учебной роты капитан Курбатов осветил строй карманным фонарем.

– Курсант Урманов!

– Я!

– Выйти из строя!

Одной рукой придерживая за ремень автомат, Урманов выполнил приказ и, приняв стойку смирно, повернулся к строю лицом.

– За своевременно проявленную инициативу во время боевых стрельб, за решительность и высокую боеготовность, курсанту Урманову объявляю благодарность.

– Служу России! – лихо отчеканил тот и, сияя довольной, от уха до уха улыбкой, вернулся в строй.

Позади, словно салютуя ему, автоматной дробью взорвалась морозная вечерняя тишина, и яркие полосы трассирующих пуль стремительно понеслись в темноту. Это приступило к стрельбам третье отделение.