И возникала еще одна проблема: Марс в целом был планетой с более-менее однородным климатом. Везде холодно и сухо, везде ветры; разве что на полюсах ледяные шапки. Поверхность тоже была относительно однородной, очень твердой, покрытой мелким и отвратительно сухим песком. Поначалу местные бюро проводили тщательную разведку места под строительную площадку, но получая из раза в раз схожие результаты, проявляли все меньше энтузиазма. А Марс все-таки оказывался разным. Где-то реголит был преимущественно кремниевым, где-то в нем было больше инородных примесей. Где-то по разным причинам реголит оказывался неожиданно плотным – к радости геологов, заполучивших еще одну загадку; где-то кора казалась совсем новой и мягкой; в некоторых местах пермалед находился на жалких семистах метрах под поверхностью, но бывали и случаи, когда даже на отметке в десять километров его все еще не было. И так далее. Для первых куполов, например, площадка готовилась особо, и эти сооружения были относительно герметичными. Пузыри поновей уже были по сути шатрами, зафиксированными прямо за сваи, вбитые в кору. А расчеты для них были примерно одинаковыми; а циркуляция воздуха и воды в них все-таки не могла не отличаться, что и подтверждалось проседавшими куполами, кренившимися сваями и чем угодно еще. Пузыри были надежными, не могли не быть, но требовали капитального ремонта и усиления конструкции.
Посадочная площадка на Олимпе тоже была проектом престижа, который должен был быть завершен к определенному сроку. Но не успевали. Плюс к этому из-за песчаных бурь задерживалась добыча сырья для плит, и даже готовые не удавалось поставить вовремя. Те самые, новые из сталепластика.
И интересным был яростный обмен сообщениями между местным бюро и головной конторой на Земле где-то недели за две до открытия площадки на Олимпе. Кронинген запросил переписку, получил ее, подумал было удивиться, но не нашел особых поводов. Потребовал проведения на Земле еще нескольких процессуальных действий, отправился к Захарии Смолянину, спросил, может ли тот разработать симуляцию таким образом, как если бы применялись данные тех испытаний и обрабатывались на компьютерах конструкторского бюро.
– С ра-а-адостью, – протянул Захария, хищно щурясь. Он был, правда, немного разочарован, выяснив, что Кронинген совершенно не интересуется Рейндерсом – равнодушно посмотрел на Захарию и, подумав, Кронинген сказал, что в его случае речь идет о небольшом уме и слишком гибком хребте, что редко когда оказывается преступлением. Возможно, если будет доказан сговор, Рейндерс окажется в числе счастливчиков, отделающихся административным штрафом, не более. Скорее всего ему погрозят пальчиком и отправят в отдел документации какой-нибудь. Иными словами, склизкий Рейндерс выскользнул из лап правосудия, к огорчению Захарии. Но в любом случае возможность побыть на передовой и чуть ли не из первых уст узнать, что будет и с чьих плеч полетят головы, его радовала – еще бы нет!
Эта симуляция была очень похожа на отправленную на Землю.
– Вы можете сопоставить ее и ту, которая вернулась с Земли на Марс? Желательно определить, где и кем были внесены изменения, – медленно говорил Кронинген, отвлеченный проверкой личных сообщений. – Исходные данные совпадают?
У него был отрешенный взгляд – человека, читающего что-то на своих внутренних виртуальных экранах.
Захария изнывал от любопытства. Но спрашивать у этого птеродактиля, с кем он там общается и отчего хмурится, он не решался. С Лутичем, например, разговор короткий: Захария сначала вытряс бы из него душу, а потом принялся за вершение его судьбы. С этим такое не получится. А так хотелось узнать, связано ли недовольство Кронингена с запланированным на послезавтра вылетом «Триплоцефала» и с Арчи Кремером, который будет на его борту, вместо того, чтобы месяца этак через полтора проводить на «Адмирала Коэна» доблестных следователей. Марс-сити все-таки крохотный городок, и все знают все обо всех, в том числе и то, с кем водят шашни прокуроры.
– Данные-то практически совпадают, здесь расхождений не наблюдается. Но какого хрена они приняли решение о применении этих долбаных пластин на Олимпе, если расчеты велись для нулевого километра плюс-минус полторы тысячи метров? – сказал Захария.
– Для Олимпа это немного не подходит, – угрюмо сказал Кронинген.
– Да совсем оно не подходит, восемнадцать тысяч метров разницы! – вспыхнул Захария. – Тут и манипуляций с симуляцией не нужно, если изначальные параметры заданы некорректно. И между прочим, ситуация позволяет. Они, кстати, как раз сейчас совершают пробный взлет-посадку на полосе. Знаете?
Кронинген посмотрел на Захарию, сидевшему выпрямившись, вцепившись руками в сиденье стула, преданно смотревшему на него и радостно улыбавшемуся.
– Сейчас? – спросил он. Просто чтобы спросить хотя бы что-нибудь.
Захария энергично закивал головой и заморгал.